— Нет! — Бен обнимает меня и крепко прижимает к себе. — Я остаюсь с Хошико!

— Бен, это твой последний шанс. Решение, которое ты примешь сейчас, будет окончательным. Назад дороги не будет. Никогда. Это не игра. Все реально, все серьезно.

— Знаю. — Бен еще крепче прижимает меня к себе.

— Отлично. Теперь послушай, что тебя ждет.

Она испытующе смотрит на Бена.

— Это особая информация, ее мы не сообщаем даже тем, кто месяцами доказывает свою верность сопротивлению.

Бен серьезно кивает. Он понимает это даже лучше, чем я.

— Тебя спасли артисты. Они окружили нас со всех сторон, чтобы охранники не увидели, как мы запихиваем тебя в ящик. Ради тебя они рисковали своими жизнями.

— Но почему?

— Потому что каждый взрослый Отброс дал тайную клятву сделать все для того, чтобы положить конец этому безумию. Мы намерены помочь вам обоим выбраться отсюда и уехать навсегда.

Я не понимаю, о чем она говорит.

— Что ты имеешь в виду, говоря о клятве? Почему я не знала об этом раньше?

Она выглядит немного смущенной.

— Я все хотела рассказать тебе, да никак не было возможности. Я собиралась сделать это в ту ночь, когда мы стояли у окна, но ты так устала…

— Устала? Есть какая-то тайная клятва, а ты не сказала мне об этом, потому что я, видите ли, устала! Я не ребенок, Амина! Я не Грета!

— Знаю, прости. Но ты была ребенком, когда я сама впервые узнала об этом. Мне следовало держать это в тайне, пока ты не станешь достаточно взрослой, чтобы все понять.

— Ты должна была сказать мне это много лет назад! Неужели ты мне не доверяешь?

— Доверяю. — Она смотрит прямо мне в глаза. — Я доверяю тебе больше, чем всем остальным. Прости, мне очень жаль, но сейчас нет времени на обсуждения. В данный момент я должна спасти ваши жизни.

— Но почему именно наши? Почему в первую очередь нужно помогать именно Бену и мне? Отбросы погибают каждый день.

— Потому что я сумела убедить важных людей в исключительности данной ситуации. Подумай сама. Не кто иной как сын Вивьен Бейнс убегает из дома, врывается в цирк и нападает на сотрудника службы безопасности, потому что ему нравится девушка-Отброс. И не просто девушка-Отброс: Кошка, самая известная артистка цирка. Это очень серьезно. Можешь себе представить, что будет с доверием к правительству, когда об этом станет известно всем?

Она смотрит на меня, и ее взгляд становится нежным.

— Я люблю тебя, Хошико, ты моя семья. Ты единственная, кто удерживает меня здесь, кто придает мне сил жить дальше. Я не переживу твоей смерти. Вам обоим дан шанс: не упустите его. Уходите отсюда и даже не оглядывайтесь назад.

Почему у меня такое чувство, будто она прощается со мной?

— А ты не с нами?

— Нет, — вздыхает она. — Слишком поздно.

— Но ты не можешь сдаться!

Она улыбается мне, но по ее щекам текут слезы.

— Я не сдаюсь. Я помогаю тебе. Понимание того, что ты это сделаешь, что ты будешь свободна вдали от этого места, — именно оно поддерживает меня сейчас. Именно он придает всему смысл. Вас двое — за вами будущее. Не позволяйте никому говорить, будто вам не дано ничего изменить. Еще как дано! Когда тебе было пять лет, я поняла: ты не такая, как все мы, остальные.

Я слишком хорошо знаю Амину и потому понимаю: переубеждать ее бесполезно. Но я не могу бросить ее здесь, не могу забыть тех, кто мне дорог.

— А как же Грета? — спрашиваю я. — Она тоже должна пойти с нами.

— Нет! — Ее голос тверд, как никогда. — Слишком рискованно, мы не сможем тайком вывести сразу троих. Обещаю, что буду и дальше заботиться о ней, оберегать ее.

Она лжет мне так же, как я лгала Грете. На самом деле Амина не в состоянии ее защитить.

— Но я не могу бросить Грету! Я не могу без нее! Не могу без тебя! — Какая-то часть меня понимает, что я говорю слишком громко.

— Хошико, тише! Прекрати спорить, у тебя нет выбора. Мне пора идти, нужно еще кое-что сделать.

Я пытаюсь взять себя руки, сдержать рыдания, но слезы берут верх. Бен пытается обнять меня, но я отталкиваю его руки.

— Как я могу бросить здесь Грету? Как я могу бросить тебя? Как?..

— Ты должна, — говорит Амина. — Тсс! — шепчет она, обнимая меня. — Не плачь.

Она укачивает меня, словно младенца, пока я не успокаиваюсь. После чего снова дает мне обещание.

— Я буду оберегать Грету. И сделаю все для того, чтобы следующей вызволить ее отсюда. Даю тебе слово.

Я заставляю себя кивнуть.

— Ладно, — с неохотой соглашаюсь я. — Если ты считаешь, что по-другому нельзя…

— Вот и молодчина. Как только представление начнется, за тобой придут. Я пока не знаю, кто. Жди, сиди тихо и не высовывай носа.

Она вручает мне пластиковый пакет.

— Тут овсяное печенье и вода. Это все, что я смогла раздобыть, но даже это больше сегодняшнего ужина артистов. Обязательно поешь. Неизвестно, когда в следующий раз у тебя будет такая возможность.

Она снова обнимает меня, целует в макушку и выходит из комнаты. Мы с Беном вновь остаемся одни.

Ради меня он бросил родных, свой привычный мир, и теперь я должна оставить Амину, Грету и ту единственную жизнь, которую я знала. Это безумие, но выбора у меня действительно нет.

Когда Амина уходит, мы остаемся в комнате одни. Жуем сухое овсяное печение и пытаемся осознать масштабы происходящего.

Эти четыре стены, эта девушка рядом для меня более реальны, чем семья, чем то место, которое я привык называть домом.

При мысли о матери, о том, что она сделала, у меня начинает болеть голова. С другой стороны, это существенно облегчает мне выбор — бросить старую жизнь ради девушки, с которой я только что познакомился.

Мы встречаемся с ней взглядом, и у меня перехватывает дыхание. В ее глазах столько боли. Необходимость оставить здесь Амину и Грету разрывает ее сердце на части. Но там есть и что-то другое — блеск, который, я уверен, есть и у меня.

Это реально. То, что мы обрели, реально и, несмотря на всю боль, волнует и будоражит.

Она встает, и мы движемся вместе, словно в хорошо отрепетированном танце. Неким загадочным образом наши движения синхронизированы. У нее такая мягкая кожа, моим пальцам ее темные волосы кажутся шелком, ее дыхание подобно свежему дуновению ветерка.

Мы снова будто под действием чар. Кажется, будто ничто не способно их разрушить, ничто не способно разъединить нас. Увы, в следующий миг от волшебства не остается и следа. За дверью слышно какое-то движение, в коридоре раздаются чьи-то торопливые шаги.