Надо было идти. Шэм даже не задумался о том, чем он теперь рискует, — просто знал, что не будет больше сидеть тут и ждать. Он хотел есть, он хотел мстить, он хотел разыскать свою команду. А еще он беспокоился за Шроаков. Их враги все еще шли за ними по пятам.

Он стоял на берегу, размахивая руками. Голый до пояса. Он похудел. Набрал пригоршню камней, швырнул в другую сторону. Для отвлечения. Еще одну. Потом, не дожидаясь, пока его снаряды упадут на землю, прыгнул на ближайшую к нему шпалу. Пошел по рельсу. Балансировал, прыгал с одной металлической планки на другую. Бросил еще горстку камней. На стрелке он повернул и перепрыгнул через несколько ярдов голой земли на следующий рельс.

Шэм бежал, Шэм спотыкался, Шэм бросал камни. Он шел по шпалам! Он был в море! Хуже могло быть только одно — сидеть на твердой земле.

Так, об этом лучше не думать. Он бежал быстро, еще быстрее, его сердце ухало в груди, точно молот, когда он, уже почти одолев намеченный маршрут, мощно оттолкнулся от шпал, прыгнул и упал на дрезину, задыхаясь от восторга. И затих.

— Ну, как я тебе, Дэйби, а? — выдохнул, наконец, он. — Что скажешь, Кальдера?

Он не сошел с ума. Он знал, что его мышь улетела, а старшая из Шроаков катит на своем поезде за многие и многие мили от него. Просто ему хотелось, чтобы это было не так. Он вспомнил цвета, мешавшиеся в нарядной шубке первой, искренний взгляд второй, неизменно приводивший его в замешательство. Он встал и почувствовал, что потрясающе устал от потрясений. Так что чем быстрее он примется за работу, тем лучше, решил он.

Разумеется, рукоятка заржавела и не хотела двигаться, но он стал расшевеливать ее камнем. Распределил по ней остатки смазки. Снова поколотил камнем. Еще помазал.

Шум от его работы так долго раздавался над рельсоморьем, что подземные обитатели привыкли и даже перестали прятаться. Пока Шэм неуклюже чинил, из земли начали появляться любопытные морды. Недалеко высунулась, принюхиваясь, мульдиварпа — особь с него размером. Она водила носом, тявкала, но он не обращал внимания. Целый косяк червей длиной в руку взрыл вдруг землю между шпалами. Пластиком о пластик задребезжал панцирь: земляной жук; глянув мельком на его жвалы, Шэм порадовался, что стоит не на земле, а на платформе. Бряк, смазка, стук, смазка. Был уже вечер, а Шэм все продолжал грохотать и мазать.

И вдруг рукоять дрогнула. Шэм подпрыгнул, налег на нее всем телом, так, что ноги его оторвались от платформы и повисли в воздухе, и рукоять, с визгом и ворчанием преодолевая сопротивление ржавчины, пошла вниз, а от нее закрутились и застонали свою жалобу колеса.

Дрезина была рассчитана на двоих. Толкать вверх и тянуть вниз в одиночку едва хватало сил. Очень скоро у Шэма заломило плечи, заныли руки. Потом боль стала еще сильнее. Но дрезина ехала, причем все скорее с каждым оборотом колес, точно они вспоминали, для чего созданы, и разгонялись, стряхивая с себя рыжую окись.

Шэм, хмельной от восторга, распевал рабочие песни и гнал свою тележку — Каменнолицые, темень-то какая! — по просторам ночного рельсоморья.

Стояла ночь, но он все видел. Облаков было немного, и луна за пологом верхнего неба светила вовсю. Ехать быстро у Шэма не получалось. Он то и дело останавливался, давая отдых своим бедным рукам. На стрелках тоже замедлял путь. В основном он старался ехать туда, куда был повернут нос дрезины: лишь иногда, повинуясь минутным порывам, происхождение которых его не очень заботило, он пинком ноги или сильным толчком руки поддавал рукоять очередного перевода и устремлялся вдаль по внезапно открывшемуся пути.

Шэм понятия не имел о том, куда он едет. Но, хотя он замерз, а его продвижение вперед оставалось мучительно медленным, на душе у него был мир. Он не чувствовал усталости — хотя, Каменноликие видят, должен был бы, — только покой. Он слушал, как под ним роют ходы земляные звери, как перекликаются ночные хищники. Видел короткие вспышки биолюминесценции летучих охотников, которые прошивали верхнее небо мигающими цветными стежками, превращая его в подобие светящихся кружев. Он знал, что в этот самый миг высоко над его головой кружат неописуемые хищные монстры, но это не мешало ему любоваться переливчатым пологом ночи, который лишь кое-где морщили порывы ветра, и наслаждаться ее красотой.

Может быть, он поспал на ходу. Когда он открыл глаза, вокруг уже бледнел день, а он все качал ручку дрезины. Ее визгливые стоны сделались частью его жизни. Еще несколько часов работы, перемежаемой остановками, и ему повстречался новый косяк. Теперь это были личинки, каждая размером с его ступню, они рыли и грызли, выныривая на поверхность и снова скрываясь под землей все разом, с той же скоростью, с какой он ехал на дрезине.

Что же дальше? Из челюсти одной из кормящихся тварей торчал обломок крюка. Кто-то когда-то пробовал ее поймать. Он последовал за ними. Шэм следил за своей удлинившейся тенью, которая тягала вверх и вниз такую же удлинившуюся рукоять. Он обогнул небольшой лесок, за которым кипела земля — там резвились личинки.

Или не резвились? Почему они вдруг замерли? Они попали в западню. Из тонкой, мелкоячеистой сети. Шэм тут же проснулся. Напуганные личинки извивались, корчились, поднимая пыль. «Вот бы теперь взять да поймать одну», — подумал Шэм и чуть не упал в обморок от внезапного приступа голода.

Он уже раздумывал над тем, как именно он ее схватит и на чем будет готовить, и хватит ли у него духу съесть ее сырой, — урчащий желудок подсказывал ему, что да, скорее всего, хватит, — как вдруг до его слуха донеслись звуки, не похожие на скрежет переворачиваемой земли.

Он поднял голову. На него надвигались пузыри. Шэм уставился на них. Провел сухим языком по запекшимся губам. И, наконец, робко прошептал хриплое «алло».

Это был не мираж. Это были паруса. Они приближались.

Проливной дождь превратил рельсоморье в кашу из грязи и мокрого металла, сделав осклизлыми шпалы. Низкие облака закрыли верхнее небо. «Мидас» как будто осел в грязи.

Рядом с ним из грязи скорее выглядывал, чем оседал в нее, «Пиншон» — землеройная машина. Капитан стояла в центре кольца офицеров, позади них собралась команда, а рядом с Напхи, в том же кольце на верхней палубе «Мидаса», возвышалась Травизанда Сирокко, сальважир.

Когда Дэйби спикировала на палубу, команда на скорую руку провела рекогносцировку местности и увидела трубу, которая торчала из-под земли неподалеку. Раздвигая почву, она поворачивалась, следя за ними. Перископ. Большой пласт земли пошел складками и отвалился.

— Ахой! — грянул голос из громкоговорителей машины. — Извините, что прерываю. Но мне нужно кое-что вам сообщить.

— Ты глянь, — сказала Сирокко, поднявшись на палубу «Мидаса» и разглядывая силлера, чьи чудовищные щупальца копошились в отдалении. — Давненько я такого не видала, ага. А то, значит, Дыра Криббиса? Вот бы туда залезть. Утиля там видимо-невидимо. Жаль только, скала слишком твердая, да внизу клещи такие, что не поверишь. Хотя вообще-то я больше по археоутилю специалист. — Сирокко подняла руку. Часть висячих штуковин на ее защитном костюме поднялись в унисон. — Дайте-ка я вам объясню, почему я здесь. Я встречала вашего паренька на Манихики. Мы с ним поболтали. Он показался мне славным мальчуганом.