– Я не намерен снова тебя компрометировать! А кроме того, я не хочу мучиться от стыда и раскаяния за то, что наставил рога твоему мужу у себя под крышей! Ты ведь этого хочешь, не так ли?

Нет, это уж слишком! Хватит того, что Катра сама изводила себя упреками и терзалась от нечистой совести! Да кто он такой, чтобы читать ей мораль?

– Кажется, я припоминаю, – язвительно начала она, – что на наших первых свиданиях, всего каких-то пару месяцев назад, не кто иной, как ты, уговаривал меня быть выше условностей и мнения света? Но тогда я отказалась. А теперь, когда для меня окончательно утрачена надежда обрести счастье, ты вдруг принимаешься меня осуждать? Разве с тех пор что-то изменилось? Ты больше не хочешь быть со мной?

– Я могу сказать, что изменилось. Это я стал другим. Мне больше не доставляет удовольствия сознание собственного превосходства и раскрепощенности. Я не считаю достойным относиться свысока к людям, которых называю своими друзьями. И, что самое главное, я не хочу стать причиной твоего падения.

– Моего падения?! – Катра не верила своим ушам. – Послушай, а ты не поздно ли спохватился? Я и так зашла слишком далеко, я делала и чувствовала такое, о чем и не подозревала еще полгода назад! Так, может быть, теперь я наконец-то стала той, кем была в глубине души? Проституткой, готовой на все ради любви, – потому что душа моя безнадежно запятнана и моим грехам нет прощения? – В глазах ее стояли слезы, но Катра держалась из последних сил. Такая грешница, как она, не имеет права на жалость – даже к себе самой.

В тот же миг Райан оказался возле нее. Он взял ее руки в свои, но не смел поднять глаза. Этого было достаточно, чтобы ее сердце забилось часто и неровно. Катра мечтала лишь об одном: кинуться ему на грудь, чтобы снова испытать ту самозабвенную страсть, что овладела ими прошлой ночью. Но вместо этого она лишь отчаянно стиснула его пальцы.

– Ты не запятнала себя грехом, Катра, – возразил он. – Ты всего лишь ошиблась. Мы оба ошиблись. Но повторять ошибку мы не имеем права. Если мы решимся на это, опасность подстерегает прежде всего тебя. Ты ведь отлично знаешь, что в этом доме нет укромных мест. Где бы мы ни попытались укрыться – нас найдут. Не важно кто: Феррис, мои родные или слуги. Но рано или поздно все откроется. И тогда тебе несдобровать. Твоей репутации, твоей семье – возможно, даже твоему прежнему образу жизни – всему придет конец!

– Ну так что с того? – Катру душил горький, безрадостный смех. – Моя репутация, как репутация любой уважающей себя южанки, поддерживалась с одной-единственной целью: обзавестись приличным мужем. Ну вот, – она язвительно фыркнула, – я своего добилась.

Райан с тревогой смотрел ей в глаза. Катра заметила, как часто бьется жилка у него на виске.

– Катра, пожалуйста, не надо так себя унижать! Я этого не вынесу! – Он говорил тихо, но решительно. – Ты вольна думать обо мне что угодно, но я не позволю этой бесчестной страсти стать причиной твоего позора.

Бесчестной страсти? Значит, вот как он называет это чувство? Уязвленная до глубины души, Катра выпалила первое, что пришло на ум:

– Что-то с Кэндис Фэрчайлд ты не был таким щепетильным! Или ее чары оказались так сильны, что ты не смог устоять?

– Значит, ты тоже об этом знала? – сурово прищурился Райан.

– О да, все до малейших подробностей! Когда я попросила у отца разрешения выйти за тебя замуж, он был так добр, что просветил меня насчет твоих похождений. Представь себе, какой это был сюрприз! – Катра едва владела собой от ярости – или это – был страх? – удвоенной стыдом и отчаянием. Она пока не отняла у Райана свои руки, но сама не заметила, что стиснула их в кулачки.

– Это было совсем иное дело. Тут нечего сравнивать.

– Ну конечно! Разумеется!

– Я люблю тебя, Катра, – ласково промолвил он. Теперь в его глазах читалось лишь сострадание и жалость. Там не было и следа той необузданной страсти, которая пылала у нее в груди и которой она ожидала от него.

С трудом преодолевая тугой комок в горле, Катра пролепетала:

– Ну так… люби меня! Разве ты не видишь, что без тебя моя жизнь превратится в пустыню?

Райан понурился, но не выпустил ее рук. Катра увидела, что он закрыл глаза. Было странно и непривычно видеть тень от ресниц у него на лице. Такую беззащитную тень на таком суровом лице.

– Твоя жизнь не станет пустыней. – Он разжал руки и выпрямился, глядя на нее сверлу вниз. – Ты просто пока этого не знаешь.

Сент-Джеймс хотел уйти, но Катра остановила его сдавленным, отчаянным восклицанием:

– Ты даже понятия не имеешь о том, что меня ждет! Когда мы уедем, ты вернешься к прежней жизни – такой, к которой привык. Да, порой тебе будет грустно. И ты с тоской будешь вспоминать о девушке, в которую когда-то был влюблен. А я буду вынуждена жить с нелюбимым. Этот мужчина будет целовать меня, и делить со мной ложе, и… – Она громко всхлипнула, стараясь совладать с истерикой. – И я ни словом, ни жестом не осмелюсь признаться кому-то в своей любви из опасения превратить в ад остаток жизни! – Она порывисто спрятала лицо в ладонях.

Райан надолго задумался.

– Кэндис Фэрчайлд пыталась меня соблазнить, чтобы потом заставить жениться, – признался он. – Тогда я и понятия не имел о том, кто она такая. Я… – он горько усмехнулся, как будто сам не верил в то, что такое возможно, – я выиграл ее в покер! Тот господин, с которым она была… ну, скажем, не позаботился познакомить нас с ней должным образом. И я был вполне уверен, что она настоящая куртизанка.

Катра вытерла слезы и отвернулась.

– Ее родные, – продолжал он, – дали понять, что я должен на ней жениться, дабы соблюсти приличия и спасти ее честь. Мои родные считали так же. Однако я отказался наотрез.

Райану трудно давался этот разговор. Он вернулся в гостиную и сел в кресло напротив Катры. Она тоже уселась. В комнате снова повисло молчание.

– Кэндис Фэрчайлд можно только пожалеть. Конечно, для этого нужно обладать достаточно независимыми убеждениями и суметь хотя бы на миг отрешиться от общепринятой морали ради простой человечности. Ну а меня, как нетрудно догадаться, столпы общественной нравственности отнесли к разряду проходимцев и развратников. – Судя по презрительной улыбке на губах, Райан не придавал ни малейшего значения этим смешным попыткам его унизить. Но в следующий миг он снова стал серьезен. – Но Кэндис Фэрчайлд стала изгоем, поскольку ее репутация была подмочена. Даже самые милые и воспитанные люди закроют для нее двери своих гостиных. Она превратилась в притчу во языцех, в предмет грязных сплетен взрослых сластолюбцев и не менее грязных уроков для взбалмошных девиц. Но я в отличие от нее по-прежнему принят в самых уважаемых домах Ричмонда. А ведь я равным образом виноват в том, что она согрешила. Нет, Катра, это несправедливо. Но такова жизнь, таково наше общество. И твоя участь будет не лучше, чем у нее. Возможно, поначалу мне удалось одурачить самого себя и сделать вид, что я в это не верю и что с тобой все будет по-другому. Но это не так, и я больше не в силах закрывать глаза на правду.