Хотя пыль на книгах и полках — это действительно неприятно, вредить книгам могут и сами полки, потому что книги портятся от неблагоприятного освещения, климата, воздействия насекомых. Любой человек, у которого книги по много лет стояли в комнатах, ярко освещенных солнцем, знает, что корешки и суперобложки от этого сильно выцветают. Если на полках стоят книги разной высоты, то у более высокой книги потускнеет верхняя часть переплета. Такая двухцветная книга будет напоминать старый автомобиль. От этой напасти, разумеется, могут спасти шторы, но некоторые люди разрываются между желанием иметь ярко освещенную комнату и яркие переплеты книг[409]. Сам я поднимаю жалюзи в зимнее время года, чтобы в комнату, обычно темную, проникало как можно больше света. Но тогда свет от низкого южного солнца, совершающего путь по небу, все-таки падает на мои книги. Один книголюб решил проблему, закрыв шторами не окна, а сами шкафы. Другой «не разрешает жене поднимать жалюзи до заката, а то выцветут корешки»[410]. Этот же самый книголюб, днем ведущий жизнь инвестиционного аналитика, «покупает свои любимые книги по меньшей мере в двух экземплярах, чтобы только один из них приходилось портить, переворачивая страницы»[411].

Другие независимые богатые коллекционеры, например Пол Гетти из английского Оксфордшира, вообще стараются не подвергать свои книги воздействию солнечных лучей и не ставить их на окрашенные или мореные полки. В экстравагантном «библиотечном дворце» Гетти слуховые окна покрыты пленкой, блокирующей ультрафиолетовое излучение; даже на электрических светильниках стоят затемнители[412]. Полки «обиты бильярдным сукном, чтобы книга, когда ее снимают, не пачкалась»[413]. Гетти поистине проявил чудеса предусмотрительности: сзади у шкафов он просверлил отверстия, «чтобы вокруг книг циркулировал прохладный воздух, а основная часть комнаты оставалась теплой, для комфорта посетителей». Управляющий библиотекой — а библиотеке, размещенной во дворце, пусть даже ненастоящем, не обойтись без управляющего — подчеркнул, что центральное отопление с книгами не дружит, так что чем прохладнее, тем лучше. Более того, «книги, как вино, нужно хранить при неизменной температуре, без каких-либо колебаний». Библиотека Гетти оснащена разбрызгивателями на случай пожара, но они подключены не к трубам с водой, как во многих публичных и научных библиотеках, а к источнику фреона — газа, который лишит огонь кислорода, а книги останутся сухими. В библиотеках поскромнее попросту уповают на то, что пожара не будет.

Берн Дибнер, электротехник, изобретатель и самый известный в ХХ веке коллекционер книг по истории науки и техники, хранил свои сокровища в деревянных шкафах со стеклянными дверцами, размещенных в офисе его компании «Бернди инжиниринг»[414]. Поскольку фабрика Бернди, производящая электрические разъемы, была оснащена разбрызгивателями, редкие книги в случае срабатывания системы пожаротушения могли пострадать от воды. Чтобы обезопасить свою коллекцию, Дибнер накрыл шкафы металлическими тентами: вода стекала бы с них, как с треугольной крыши.

Полки Гетти и предосторожности Дибнера — это, конечно, крайности. Как правило, книжные шкафы в домашних библиотеках не так совершенны, как у Пола Гетти, и уж точно уступают книгохранилищам и компактным системам хранения в ведомственных библиотеках. Дело в том, что домашняя библиотека обычно насчитывает гораздо меньше книг и требует куда меньших затрат. Если научная библиотека хороша именно тем, что она хранит практически все, кроме разве что дубликатов, то владелец домашней библиотеки может выборочно избавяться от старых книг, с тем, чтобы освободить место для новых. Этот процесс называется «просеивание», или редактирование коллекции; и чаще всего к нему прибегают, потому что не хватает места на полках, а не для создания идеальной коллекции книг. Впрочем, в каждой домашней библиотеке обычно бывает основная коллекция, от которой владелец никогда не откажется.

Конечно, есть исключения: я знавал даже молодых коллекционеров, которые вели себя так, будто устроились на работу в Библиотеку Конгресса. Кажется, они ни разу не выбросили ни одной книги: по мере того как их собрания растут, они устанавливают новые шкафы. И, как для многих библиофилов с ограниченным бюджетом, книги для них важнее, чем внешний вид шкафов. Например, один мой знакомый, подрабатывавший кузнецом и возивший в своем пикапе уголь и железо, собрал столько книг, что они занимали целиком все пространство стен в комнате, которая когда-то была жилой. Полки у него были такие, какие обычно делают в подвале или гараже. Заставив стены, он поставил шкафы и посреди комнаты, так что приходилось пробираться через них как через лабиринт. Они с женой жили в скромном доме — очевидно, все лишние деньги у них уходили на книги и книжные полки. Кажется, подковывать лошадей он начал именно затем, чтобы у него были деньги на книги и шкафы. Однажды я спросил у него, как он пришел к своему ремеслу, — он отвечал, что прочел о нем в книге. К сожалению, утомительный физический труд почти не оставлял ему времени и сил на то, чтобы читать книги, и на то, чтобы писать свои, которые он надеялся когда-нибудь тоже поставить на полки.

Случаи, когда книги занимают все жизненное пространство человека, а то и просто всю его жизнь, не так уж редки. В этом убеждает восхитительное и причудливое подарочное издание под названием «Дома с книгами», которое позволяет взглянуть, как живут книголюбы из всех слоев общества. Например, нью-йоркская квартира поэта и переводчика Ричарда Говарда больше похожа на книжный магазин, чем на дом. Говард говорит, что «на самом деле хотел сделаться читателем, а не писателем»[415], и его квартира, в которой книги стоят от пола до потолка, от двери до двери, не оставляет в этом никакого сомнения. Еще один нью-йоркский писатель — Роджер Розенблатт, сочинивший пьесу для одного актера под названием «Библиомания», «нашел место для книг во всех комнатах своего дома», в том числе в столовой[416].

Интересно, что, в отличие от массивных книжных полок Розенблатта, толщина которых — 3,8 сантиметра, из-за чего по сравнению с изящными стульями в столовой они выглядят тяжеловато, длинные и тонкие полки Говарда в толщину, кажется, не превышают 2,5 сантиметра и под тяжестью груза прогибаются. Полки Розенблатта, может быть, и слишком толстые, но они не прогибаются, и не прогнулись бы, даже будь они длиннее. А полки Говарда явно не справляются со своей работой. Они невероятно длинные и прогибались бы еще ниже, а то и слетали бы с колышков, если бы снизу их не поддерживали другие книги. Бороться с небольшими прогибами или нет — дело вкуса, но слишком большой прогиб — это уж точно некрасиво; кажется, что полки вот-вот обрушатся, и от этого довольно тревожно. Впрочем, обычно мы не обращаем внимания на параметры полок, потому что нам интереснее, как полки используются, или сами книги.