Таким образом, Оленева не может быть привлечена к делу по факту убийства по причине ее полной невменяемости и отсутствия самоконтроля на момент совершения преступления. Этот факт зафиксировала следственная группа ФСБ под руководством капитана Григорьева, который присутствовал на месте преступления.

После того, как Камиллу несколько привели в чувство, она назвала среди организаторов этого преступления свою подругу и дочь генерала Кострова Инну. Последняя порвала с генералом всякие отношения, и не исключается, что она напомнила о себе таким экстравагантным способом.

Среди подозреваемых фигурирует имя некоего Свиридова В.А. По некоторым данным, этот человек служил в спецназе еще ГРУ Генштаба СССР и соответственно имеет высокую степень подготовки.

Меры по задержанию Свиридова успеха не принесли: бывшему суперагенту Главного разведывательного управления удалось уйти.

Все это доложил капитан Григорьев лично мэру Ульяновска Валерию Павловичу Колпакову, который тоже присутствовал при трагической гибели своего друга Кострова Александра Сергеевича и теперь собрался сам курировать расследование. Следствие возглавил капитан Григорьев. По слухам, по просьбе главного спонсора конкурса, президента фирмы «Калипсо» Сергея Ивановича Никольского.

– Что же теперь делать? – растерянно спросила Инна, когда Влад пересел за руль и завел «девятку» куда-то в лесок в двадцати километрах от областного центра.

Свиридов, только что прослушавший по радио оперативную сводку, в которой он и Инна фигурировали в числе подозреваемых, покачал головой.

– Честно говоря, я и сам путаюсь в этом хитросплетении мотивов, – наконец сказал он. – Пока я могу предположить, что твой отец был вовсе не так виновен в твоих несчастьях, как ты думаешь. В таком случае его могли убрать только Никольский и Маметкулов. Тем более что почерк преступления – задействование психотропного препарата, исполнительница – не имеющая никакого отношению к делу девушка, да и вообще… все указывает на них. Только зачем его убили? Значит, он вот-вот мог узнать нечто такое, что заставило бы его в корне пересмотреть свое отношение к руководству «Калипсо». Например, кое-что о деятельности монастырской студии. А это могла сообщить ему только ты.

Свиридов вздохнул и пробормотал:

– Жуткая, отлаженная система двойной игры. Только игра эта на грани… С одной стороны, огромный куш, с другой… с другой – полный крах и конец всему.

– Но что же нам теперь делать? – еще раз растерянно пролепетала Инна, с мучительной надеждой глядя на Влада.

Свиридов долго молчал, то и дело открывая рот, чтобы что-то сказать, но слова словно не шли с языка. И только на исходе второй минуты он наконец выдавил из себя:

– Едем в монастырь.

– Как? – вскрикнула она. – Да ты что…

– Успокойся, – проговорил Свиридов, который, однако, и сам ощущал во всем теле противную нервную дрожь. – Я сделаю то, что нужно было сделать еще сегодня вечером, вместо того чтобы, как идиоту, переться на этот конкурс и так глупо вляпаться.

– Нет… – пробормотала Инна. – Нас так просто обвинили… Мы точно так же сможем доказать, что все обвинения надуманны. Лучше сдаться властям, чем идти на верную смерть в этот монастырский… ад!

– Разумеется. Все это верно, и обвинения на самом деле абсурдны и рассчитаны только на то, чтобы мы захотели их опровергнуть. Но кто поручится, что на допросе тебя не попотчуют тем же Н-18 и ты не покажешь, что именно ты и организовала убийство собственного отца, а также покушение на Авраама Линкольна, кстати, тоже в театре, и еще убийство Листьева, Холодова и Старовойтовой в придачу.

Инна опустила голову.

– А ты знаешь, что это за Н-18? Психотропный?

– Слышал, – отозвался Свиридов, – один раз даже применял. В Афганистане. Мне тогда был двадцать один год, но я хорошо помню… сильная вещь. Синтетик. Душман, которого я допрашивал, вынес три часа допроса армейского спецназа. А у меня раскололся на второй минуте. Благодаря вот этому самому препарату, который я ввел ему внутривенно. Длительность воздействия у него в пределах суток, а последствия сказываются до месяца. А у твоей Камиллы – возможно, и все полтора.

Инна, приоткрыв рот, с нескрываемым смятением и ужасом смотрела на этого человека, который так легко признавался в том, что применял страшный синтетик для выбивания военных секретов.

– Господи-и-и…

– Одним словом, у меня есть один выход, – проговорил Влад. – Поехать в монастырь и максимально прояснить ситуацию. А перед этим заедем в дом Макарыча. Там оставалось оружие.

– А как это… прояснить ситуацию? – дрожа, спросила девушка.

– Там видно будет, – последовал уклончивый ответ.

– Слушай, Володя… машину поведешь ты?

– Ну конечно. А чего ты хочешь?..

Инка выудила из бардачка небольшую бутылочку «Smirnoff» и, ловко откупорив нетерпеливыми пальцами, опрокинула в рот добрую половину содержимого.

– Вот чего, – ответила она и откинула голову на подголовник. – Иначе с тобой недолго и сойти с ума.

– Было бы с чего сходить, – пробурчал Свиридов и завел двигатель.

Фокина снова поместили в ту же третью келью, даже не потрудившись вытащить оттуда скелет. На этот раз он не молчал и не наблюдал со снисходительным саркастическим презрением, как его конвоируют по обшарпанному коридору, представлявшему собой такой контраст с левым крылом монастыря и особенно с новым зданием.

Нет, теперь он ругался, орал, толкался, невзирая на мощные удары охранников, старающихся унять разошедшегося «работника Балду».

– Ну, блядские мотыги, я до вас еще доберусь! – вопил Фокин в угаре и пытался отпихнуть вцепившихся в него на манер бультерьеров дюжих маметкуловских амбалов. Пару раз у него это получилось, а один охранник упал так неудачно, что впечатался головой в стену и сильно рассек лоб.

Обозленные гоблины наконец-то затащили его в келью и тут отделали так основательно и в то же время со знанием дела, что Фокин остался лежать фактически без движения, с одним видимым повреждением – легкой царапиной на локте.

– Потише ты, – сказал один охранник другому, который особо усердствовал, – не то испортишь материал, и заставят тебя вместо него в групповухе кувыркаться, тогда по-другому запоешь, бляха-муха.

– Ничего, – проворчал тот, – Никитич ему задвинет пару кубов, будет как новенький, сукин кот.

И, мерзко расхохотавшись, охранники ушли, а их смех долго еще отдавался в ушах у отца Велимира, багровым туманом расползаясь под сводами кельи.

Только через несколько минут ему удалось подняться на ноги. Он внимательно осмотрел и ощупал себя и убедился, что серьезных повреждений ему не нанесено. Оно и понятно: старался уберечь себя. Не стоило, однако, так кипятиться.

Так. Надо отсюда выбираться. Это решение окончательно созрело в мозгу отца Велимира именно сейчас, когда он убедился, что в его положении нет ничего забавного.