Маметкулов наклонился к уху Никольского и что-то выговорил – коротко и негромко, но этого хватило, чтобы лицо Никольского залила смертельная бледность, а огромная белоснежная входная дверь беззвучно распахнулась, и на пороге появилась высокая статная фигура молодого мужчины. В одной руке он держал «узи», а во второй – пистолет системы «беретта».

– Я вижу, ты догадался, Маметкул, – громко сказал он, и звук его голоса перекрыл нестройный гул пиршественного собрания.

В ту же секунду оцепенело глядящий на Никольского Билич вздрогнул всем телом и бросился на своего шефа. Никольский пронзительно вскрикнул и упал, увлекая за собой рыжего, а Маметкул побежал, петляя, к окну, но меткий выстрел стоящего в дверях Свиридова прострелил ему ногу, и Маметкул с воем рухнул на пол и пополз, как червь, не в силах отказаться от охватившего его бешеного желания уйти любой ценой.

Свиридов и Фокин бросились в загудевший зал, и несколько ударов кулаком и прикладом фокинского «калашникова» навели порядок и опустили над залом завесу тишины, прерываемую только пыхтением борющихся на полу Билича и Никольского да глухими проклятьями Маметкулова, который понял, что с простреленной ногой ему далеко не уйти.

Тогда он поднялся и, стиснув зубы и подволакивая больную ногу, двинулся на Свиридова, который застыл во главе стола с двумя «стволами» и молчаливо ожидал, чем же кончится схватка между Биличем и Никольским.

На пути у Маметкула возник Фокин и, угрюмо посмотрев на того исподлобья, процедил:

– Стоять, ублюдок!

Маметкул попытался было в бешенстве отчаяния прыгнуть на своего соперника, чтобы использовать на близком расстоянии все свое боевое мастерство, но отец Велимир, не отводя дула «калаша» от онемевшего за столами персонала «SIN Studio», размахнулся во всю свою богатырскую стать и изо всех сил ударил по хищно оскалившемуся смуглому лицу врага.

Удар был настолько силен, что Маметкул отлетел в оконный переплет и, рассадив своим телом громадное стекло, с отчаянным криком вывалился на улицу.

С третьего этажа.

– Вечно ты перестараешься, Афоня, – проворчал Влад, внимательно глядя на то, как Билич надевает наручники на Никольского.

– Но как же так? – прохрипел шеф «Калипсо», вперив выпученные глаза в хмурое лицо Свиридова.

– Мы сделали с твоими людьми то же, что ты, как истинный христианин и хозяин православного монастыря, сделал с Камиллой Оленевой, – холодно ответил тот. – Ввели им Н-18. Теперь они покорно выполняют мои приказы. Они выполняли бы их и без столь жестоких крайних мер, но, когда имеешь дело с такими волками, как ты и твой Маметкул, следует исключить всякий риск. Да-да, веди ее сюда, козел!

Эти слова были обращены уже к гоблину, который как ни в чем не бывало ввел в зал полусонную и бледную Камиллу и только сейчас уразумел происходящее.

Под дулом свиридовского «узи» он покорно подвел к Владу девушку и тотчас встал к стене, вдоль которой, прижавшись к ней лицом, уже выстроилось человек десять охранников.

Никольский перевел взгляд на видеокамеру в руках Вороненкова и беззвучно ткнулся лбом в пол…

А под разбитым окном нового корпуса произошла не менее драматичная сцена.

…Маметкул упал на асфальт, и ему показалось, что он не почувствовал боли. Зато у него начались галлюцинации. Или он подумал, что начались галлюцинации, потому что из задернувшей взор кровавой пелены выплыло лицо девушки, которая еще недавно так любила его. Но теперь ее губы кривила ненависть, когда она склонилась над ним и тихо сказала:

– Вот видишь, Игорь… а ты еще не хотел верить, когда я говорила тебе, что за все воздастся сполна.

Он хотел что-то ответить… но вот теперь в нем запоздало проснулась и резко распрямилась звонкой пружиной отточенная, как клинок, пронизывающая боль, и все кончилось для него в жужжащем багрово-алом хаосе, конвульсивно бьющемся, как листья на промозглом осеннем ветру.

– …Ну вот, Инка, я же говорил, что эти два костолома уже тут всех на уши поставили, – продребезжал жиденький голос деда Костуна, и в сопровождении Наполеона неугомонный старикан осторожно приблизился к телу Маметкула и неподвижно сидящей возле него прямо на земле Инне. – Афоня у меня всегда был шебутной… и отец его, Сережка… непутевый…

В деле фирмы «Калипсо» еще не поставлены все точки над i, благо все вышеописанное принадлежит к новейшей истории. Но следует твердо рассчитывать на то, что все виновные понесут заслуженное наказание, а это в условиях современной России не столь уж частый прецедент.

Потому как документальных доказательств, в частности, видеопленки, предоставленной Свиридовым Владимиром Антоновичем и Фокиным Афанасием Сергеевичем, оказалось более чем достаточно.

Маметкулов выжил. Но ему от того не легче, потому как у него оказался сломанным позвоночник и даже в лучшем случае он останется навсегда прикованным к инвалидному креслу.

Фирма «Калипсо» была ликвидирована. Новый корпус отдали в ведение монастыря. Монахини, которые не знали и десятой части того, чем занимались их благодетели и кормильцы, хотя и жили в последнее время в постоянном страхе, были счастливы донельзя.

Все лето Влад и отец Велимир прожили в Ульяновской области – попеременно то у Константина Макарыча, то у Инны. У нее была собственная однокомнатная квартира, в которой она появлялась очень редко и в ту пору, когда еще не получила постоянной прописки в проклятом монастыре. Одновременно проходили сессии суда над Никольским, Маметкуловым, Биличем и компанией, куда Фокина, Свиридова и Инну вызывали в качестве основных свидетелей обвинения.

Все это время Константин Макарыч усиленно призывал Влада остепениться и жениться на такой замечательной девушке. Свиридов обещал подумать.

Отец Велимир тоже не скучал. Все-таки соседка Алена вернулась в свой дом из монастыря, куда ее захватил с собой горячий господин Маметкулов.

Наполеон подружился с декадентским псом Гермогеном, он же Хлороформ, и окончательно пристрастился к пиву.

Невозможно скучать, когда в России наступает лето.