Дубравин злился.

Кто бы знал, как он злился!

На друга, который оказался и не другом вовсе. На любимую женщину, которая вместо того, чтобы решить все вопросы, выбрала игру в молчанку. На себя.

Именно он мог разрубить этот узел еще много лет назад, но утаил, создал тайну, которая погубила его брак…

Дубравин считал, что оберегает жену от боли. Себя он оберегал от потери Василисы, только сейчас понял. Но все равно чего боялся, то и получил.

Стас не отвечал на его звонки.

Кеша хотел прояснить все с глазу на глаз. Ему жизненно необходимо было взглянуть в лицо друга и спросить это сакраментальное глупое «за что». Поэтому он и отправился к офису Богомолова.

Но стоило ему выйти из машины, как налетели журналисты…

– Многоженство в нашей стране запрещено. Как долго вы собирались скрывать вторую семью?

– Это правда, что ваш сын – аутист?

– Иннокентий Петрович, вы выступали за традиционные семейные ценности, а сами жили на две семьи. Как долго вы собирались водить за нос избирателей?

– Вы расстались с супругой из-за ее неспособности родить вам ребенка?

Поток вопросов не прекращался. Вспышки фотокамер ослепляли, журналисты напирали на Дубравина, операторы мешались под ногами.

– Без комментариев, – процедил Иннокентий и с боем прорвался к зданию, где был офис Богомолова.

Только в лифте мужчина выдохнул: журналисты остались снаружи.

На работе Стаса не оказалось. Никто не мог подсказать, где его искать, зато с удовольствием открыли глаза Дубравину на причину преследования СМИ.

Общественность прознала о его разводе, Загорской, Матвее… Когда Кеша впервые в свободном доступе просматривал кадры из видео, что показывала ему Вася, то раздавил стакан.

Он даже боли от осколков не почувствовал, хотя пришлось наложить швы. Гораздо больнее оказалось от того факта, что любимая женщина «слила» его…

Сама Вася никогда на такое не решилась бы. Видимо, ее отношения с Грабовским, которого он за последний месяц возненавидел до зубовного скрежета, перешли на совершенно иной уровень…

Грабовский спонсировал Нестерова. Только дурак не воспользовался бы возможностью потопить прямого конкурента протеже, раз такая возможность сама в руки прыгнула.

Как бы Дубравин ни относился к Грабовскому, но дураком тот не был.

Кеше стоило признать: он проиграл по всем фронтам.

К утру шумиха вокруг его персоны достигла апогея, а на душе у Дубравина стало настолько темно, что даже сил не осталось противостоять мрачному настроению.

– И что ты здесь расселся? – ворвался в его кабинет дядя. – Как действовать будешь?

– Ты решил досрочно закончить свое лечение за границей и вернуться? – лениво отозвался Кеша.

– Да никакое лечение не способно помочь, если родной племянник методично меня в гроб загоняет, – закатил глаза Лев Львович. – Что за дерьмо вокруг тебя закрутилось и как выплывать собираешься?

– Не собираюсь.

– Это как? – не понял его дядя.

– А вот так, – пожал плечами он. – Я снимаю свою кандидатуру с выборов.

– Ты совсем сдурел?! – округлил глаза Лев Львович.

И тут в дверь кабинета постучали.

– Простите, Иннокентий Петрович, – вошла смертельно побледневшая домработница. – Тут к вам…

Ее оттеснили двое мужчин.

– Дубравин Иннокентий Петрович? – уточнил один из них.

– Да, а вы?..

Мужчины оказались полицейскими.

– Вы знаете Богомолова Станислава Александровича?

– Да, это мой… – здесь Дубравин замялся. – Один из моих юристов.

– И ваш давний друг, насколько мы знаем, – заметил один из полицейских.

Кеша спорить не стал, сейчас его волновало другое.

– Что случилось?

– Загорскую Ингу Сергеевну тоже знаете?

– Знаю, но… – Дубравин не понимал, что происходит, но вся эта ситуация ему решительно не нравилась.

– Вам придется проехать с нами, – сказал ему старший из сегодняшних визитеров.

– Позвольте мне уточнить, а по какому такому праву? – нахмурился Лев Львович.

– Просто поговорить, нужно уточнить кое-какие детали. Или вы отказываетесь?

– Не отказываюсь, – вышел из-за стола Иннокентий.

– Я вызываю адвоката, – предупредил его дядя перед тем, как они расстались.

Вскоре Дубравин узнал, что на рассвете Богомолов и Загорская попали в автокатастрофу. Никто из них не выжил.

– Старый Фридман обещал? – через несколько дней позвонил мне Абрам.   – Старый Фридман сдержал обещание.

– Есть новости, Абрам Моисеевич?

– Ой вэй! Я таки просто так язык не чешу, это талант Нони, – фыркнул мужчина.

– Опять на меня наговариваешь, старый адиёт? – послышалось сварливое на заднем плане. – Печеночки, значит, тебе пожарить, да? Ха! Вот только твою выклюю и сразу начну жарить.

– Геволт, Ноночка! Ну что за мансы? – возмутился Фридман. – Ой! Только не по голове!

Раздался шум.

– А не нужно в нее только есть, Абрамчик.

– Как скажешь, Ноночка, – быстро согласился Фридман. Видимо, его супруга имела талант не только чесать язык, но и красноречиво убеждать в своей правоте. – Ты шо это обиделась?

– А ты шо это с мозгами поссорился?

– Извини, Ноночка, у меня деловой разговор. Мне сейчас не до скандалов.

– Ой вэй! А я уж было подумала, что у тебя несколько жизней в запасе появилось, раз стал так себя вести. Твоя радость, что я слишком устала, чтобы делать тебе беременную голову.

– Ноночка, твоя усталость мне поперек горла встала, а ведь печеночка сама себя не приготовит.

– Тогда не надо мне делать нервы, Абрамчик, их есть кому портить.

Тут же Фридман переключился на меня.

– Пардоньте, девочка. Дела семейные тулятся вперед меня, хоть их тут и не стояло. – Он громко вздохнул. –  Пляшите, Василиса, процесс сдвинулся с мертвой точки, завтра вас разведут.

– Дубравин согласился на развод? – замерла я.

Меня охватило странное чувство: вот вроде бы и добивалась именно этого, боролась, а как оказалась у цели, так, кроме какой-то тоски, ничего не почувствовала.

– Ой вэй, а где радость в голосе? Только не говорите, что вы передумали! – всполошился Фридман. – Геволт! Я таки свихнусь от этого переменчивого женского нрава!

– Я не передумала, – закусила нижнюю губу я.