Как бы там ни было, этот день действительно стал для него днем приобретения практических навыков и адаптации к суровым революционным будням. Этот день дал ему свободу и окунул в государство и общество. В этот день Михаил успел отведать все прелести сразу. Наглотаться политической мутной воды, еле-еле отбиться от хищных пираний, одуревших от произвола анархической свободы, и повстречаться с единственным человеком, который был рядом и был ему дорог. Человек, который заполнил вакуум, образовавшийся в его жизни после отъезда Лизы за границу. Этот человек был его настоящим и надежным другом. Это была Юля. Только сейчас он понял, что Юля – это не только нежная влюбленная девушка, но и тот единственный человек, который никогда от него не откажется и не предаст его ни при каких обстоятельствах.

Михаил неожиданно вспомнил, что вчера кто-то из митингующих на набережной назвал этот день днем победы демократии. Что это такое, он еще не знал. Само понятие «демократия» не имело для него практического смысла. Это была чья-то теоретическая догма, которую следовало принимать на веру. Какой она оказалась на самом деле, он понял тоже вчера.

А с другой стороны, трудно сказать, чего вчера было больше – побед или поражений. Этот день надо было пережить, и он это сделал. Самое главное, что и ночь с тринадцатого на четырнадцатое оказалась незаурядной. В эту ночь Михаил не спал. Он приступил к реализации плана под названием «глупости 13-го июня». Это звучало в его голове как название рассказа, который начинался с истории о человеке, сбежавшем из сумасшедшего дома и добровольно вернувшемся назад, чтобы совершить преступление и еще раз оттуда сбежать! Глупости 13-го июня следовали за ним по пятам. Он мысленно возвращался и возвращался к этим событиям, как преступник возвращается к месту преступления.

Прощание с Юлей разрывало его сердце и ранило душу. Он не проводил ее до дверей квартиры на Старо-Невском и не поцеловал в щеку на прощанье. Он просто вышел из машины, открыл заднюю дверцу, галантно подал девушке руку, закрыл за ней дверь, сказал: «До свидания», снова сел в машину и уехал.

Душевные страдания и угрызения совести прервал водитель такси.

– Куда теперь?

– Назад, на проспект Просвещения.

Спроси его, зачем он поехал туда, откуда только что сбежал, он не смог бы это объяснить даже под пытками. Этому просто не было объяснения, он лишь понимал на уровне животного инстинкта, что должен сделать именно так.

Была уже глубокая ночь, когда Михаил снова вошел в парадную Юлиного дома. До этого, как учила его Лиза, он наблюдал за всеми людьми и машинами, он все изучал и примечал. По лестнице Михаил тихо поднялся на девятый этаж. На лестничной площадке никого не было. Он подошел к Юлиной квартире, некоторое время постоял перед ней, резко развернулся и плотно прижался к двери спиной и затылком. Ему хотелось выть, рыдать и биться головой о стену. «Господи, ну до чего же мне плохо! Хоть напейся до полусмерти…» Михаил увидел квартиру под номером 135, подошел к ней и нажал на кнопку звонка. Было уже около одиннадцати часов ночи.

Инга и Армен ужинали. Они встретили Михаила, как близкого человека, были ему рады и пригласили за стол. За плотным ужином Михаил совершил еще одну глупость – отведал хорошего армянского коньяка. Совсем чуть-чуть, граммов тридцать, но этого было достаточно, чтобы в голове был снят запрет на все тормоза. Под хлебосольным армянским натиском было не устоять. А уж если ты пригубил этот сказочный напиток, то пить надо до дна. «Выпил рюмку, выпил две…» Нельзя сказать, что он этого не хотел. И, о чудо, он и сам не заметил, как вся тяжесть душевных переживаний в какой-то момент застолья растворилась. Неожиданно для самого себя он понял, что мир вокруг него продолжает жить и в этом мире существуют и радости, и гармония. Какая все же прекрасная штука жизнь! Ему было хорошо, и он всех любил необъятной человеческой любовью. Михаил слушал о строительном бизнесе Армена, где-то поддакивал, где-то откровенно восхищался им. А уже в конце застолья он сам вызвался помочь ему с постановкой на учет автокрана, который был приобретен Арменом по баснословно низкой цене. «Здесь либо какой-то подвох, – улыбаясь, тихо сказал захмелевший Михаил, – либо вещь краденая». «В армии сейчас все краденое, хотя и продается на полном законном основании», – спокойно ответил Армен. И они выпили за удачную покупку.

Последней глупостью явилось то, что он отказался остаться на ночлег и решил отправиться в свою «норку» – на улицу Халтурина.

Михаил вышел из хлебосольной квартиры на площадку лестничной клетки и увидел у двери Юлиной квартиры своего правнука. Шоковое удивление длилось никак не менее нескольких минут. Они стояли друг напротив друга и молча, с любопытством разглядывали собственные образы со стороны. Только сейчас Михаил вспомнил, что эту встречу со своим далеким потомком он отчетливо видел во сне. Поэтому и вернулся. Была ли она на самом деле или нет, никто так и не узнает. Что только не взбредет в хмельную голову. И все же он был убежден, что такая встреча состоялась. Он принимал на лестничной площадке парадной в доме на проспекте Просвещения самого дорогого для него гостя – реального Михаила. Михаила из двадцатого века. Он даже в планах не мог предположить, что их встреча состоится, но вот надо же, неожиданным образом это произошло.

– Сбежали?

– По привычке.

– А вот мне все никак не привыкнуть. Вы сбегаете, а я возвращаюсь.

– Меня привозят. И вообще я уже не живу собственной жизнью. Одно хорошо: все чаще меня возят на разных автомобилях.

– Да, с транспортом у них хорошо дело поставлено.

– Мы хорошо дополняем друг друга.

– И тем не менее нам снова нужен транспорт. Надо немедленно отсюда уходить, – тихо произнес Михаил и, посмотрев с улыбкой на своего современного тезку, добавил: – Полагаю, близнецы не напугают таксиста. Вы только сами не пугайтесь, в безопасном месте я все вам объясню.

– Я, конечно, ожидал сюрприза, но не такого масштаба.

До дворницкой они добрались без приключений. Таксисты – народ бывалый, и не такое видели на заднем сиденье своего авто, подумаешь, близнецы. Он довез их до Троицкого моста, даже не проронив ни слова. Оба Михаила тоже молчали всю дорогу. У Марсова поля они вышли.

Их разговор начался только в квартире, когда дверь была надежно заперта.

– Вы уж извините меня, но я уже сыт. Накормлен, как никогда, а вот вам, думаю, следует подкрепиться.

Гость не стал отказываться. Он молчал и с любопытством рассматривал своего двойника.

После плотного ночного ужина близнецы сели на диван, и с этого момента начался их долгий и всё объясняющий разговор.

– Начну, пожалуй, с того, что меня все принимают за вас.

– Вероятно, потому, что мы похожи, – тихо и спокойно произнес правнук.

– Вероятно, потому, что у них нет выбора, – улыбнулся Михаил.

– Извините, «у них» – это у кого?

– У тех людей, которые хотят получить от меня то, что находится у вас, но я к этому никак не причастен. Для освежения памяти они почему-то выбирают психиатрическую клинику. Сейчас на это такая мода?