Они надолго замолчали, прислушиваясь к нарастающему шуму города. Окрики, разговоры, музыка, шум ремонтных работ – все это сливалось в единый гимн, доходящий до ратуши.

– Это моя вина, – сказал Кентаро. – Я приношу несчастья каждому, с кем сталкиваюсь. С самого раннего детства. Боги прокляли меня, это точно.

Хеби покачал головой:

– Чушь… Но, может, ты и прав. Кто знает, какими тропами бегут мысли богов? Я бы хотел сказать тебе что-то утешительное, но не буду врать другу.

Дух взглянул на своего господина, усмехнулся.

– Спасибо, – шепнул он.

– Не за что. Буквально. Это всего лишь слова, они ничего мне не стоят.

Снова молчание, шум снизу. В шум вплелись молитвенные песнопения изнутри храма.

– Мы по-прежнему не знаем, что делать? – спросил Дух.

– Знаем. Нам надо покинуть город. На набережных толпятся люди, ищут корабли, что забрали бы их на север, подальше от Нобунаги и мангутов. Хироши перебьет всех в Кедо, посчитает, что каждый мужчина, женщина, ребенок или старик повинен в смерти его шомиё. Мангуты… что ж, известно, что они сделают. У Кедо нет будущего, и я не вижу повода здесь оставаться. Но одно все же необходимо сделать. И не потому, что мы так хотим, а потому, что сам по себе побег не будет гарантировать нам безопасности. Ты понимаешь, о чем я, Кентаро?

– Понимаю, – ответил Дух. – Нобунага должен умереть. Он для нас угроза не меньше, чем мангуты.

– Ты так говоришь потому, что хочешь отомстить, и наши планы здесь совпадают?

– Я говорю так, потому что это правда. Я был готов бросить свои планы, отказаться от мести. Но ты же сам видишь, это он, Нобунага, все время встает у нас на пути. Я хотел до конца своих дней служить тебе, защищать Акинобу, твою мать… твой дом. Но не вышло. Даже когда я схожу со сцены, Нобунага вновь затаскивает меня на нее. И он должен умереть. – Кентаро взглянул на Хеби. – Я отправлюсь в Железный Дворец. Убью Нобунагу и каждого, кто встанет на моем пути. Освобожу твоего брата и…

Молчание, долгое молчание.

– И?.. – уточнил рыжий, хотя и знал, о чем думает его друг.

– Заберу оттуда Тору.

– А что, если это она нас предала? Что, если это она сразу по возвращении рассказала Нобунаге о тебе, обо мне… обо всем, что здесь случилось?

– Если это так, то я просто убью ее.

– Без колебаний? Без сомнений?

– Предательство не оставляет места сомнениям.

Хеби кивнул, допил свой чай и встал.

– В таком случае пойдем. Надо тебе кое-что показать.

Они двинулись в глубь ратуши, которую понемногу переделывали в личный дворец Хеби. Слуги уступали дорогу, чиновники падали ниц. Куртизанки, что пережили битву, сейчас выполняли обязанности служанок и смеялись, видя, как гордые бюрократы пресмыкаются перед рыжеволосым – которого лишь несколько дней назад так презирали.

Хеби привел Кентаро в жилые помещения, которые забрал под свои личные комнаты. Подошел к огромному сундуку – наверняка мангутскому, судя по непривычному замку и характерной резьбе, изображающей конных воинов. Открыл его и некоторое время в нем копался. Наконец вынул что-то из сундука.

Обернулся к Кентаро:

– Прошу, это тебе. Я это купил у торговца с юга, незадолго до того, как вы до нас добрались. Сперва не уверен был, не обманули ли меня, но знакомый знаток оружия заверил – не только настоящий экземпляр, но и высочайшего качества.

Дух принял от него длинный деревянный ящичек, поверхность которого была мастерски украшена изображениями жаб, квакающих над берегом пруда. Открыл его и ахнул.

Это был набор кёкэцу-сёгэ, но насколько же он отличался от того, что был у Кентаро раньше! Тут были не только шнур, узел и острие, но и целый сложный механизм. Несколько резных бляшек, зацепы, специальное крепление для запястья и прищепка к рукаву. И вдобавок отдельный коловорот с втягивающим механизмом. Таким снаряжением владели лишь мастера – Духи, что дожили до старости, служа своим хозяевам. И если кто-то из них расстался с ним, то лишь потому, что вместе с кёкэцу-сёгэ потерял и жизнь.

А теперь эти предметы попали к нему. К Кентаро. Держа ящичек в ладонях, он внезапно понял, что боги вовсе его не прокляли. Совсем наоборот – хотя люди и пытались спутать их намерения, у божественных сущностей все же был план для каждого, и для воскресшего Духа также.

А в конце этого плана была месть. Смерть Нобунаги Хироши.

– Ты двинешься в Железный Дворец, – медленно сказал Хеби, – убьешь Нобунагу, освободишь моего брата и госпожу Тору, а потом двинешься с ними на север. Мы встретимся там, в пойме реки Нодо. Я буду ждать тебя там, вместе с Акинобу и матерью, месяц. Потом, если ты не появишься, я буду считать, что ты, Тора и мой брат погибли, и двинусь еще дальше на север, чтобы оказаться как можно дальше от Нобунаги и всего этого, – тут он махнул в пространство рукой, – балагана. Это понятно, Дух?

– Понятно, Хеби. Я не подведу.

– Ты никогда не подводил.

– Дядя?

Это был Акинобу. Он стоял в дверях и подслушивал. Ребенок! Слышал ли он все? Или только последние слова?

– Иди сюда, мальчик, – приказал рыжий, и Акинобу неохотно подчинился. Он ожидал жестокого разноса, но Хеби лишь тепло улыбнулся и погладил его по голове. – Кентаро придется оставить нас, он поедет за твоим папой.

– Я с тобой!

– Нет! – отрезал Дух, убирая ящичек с кёкэцу-сёгэ. – Нет… – добавил он уже мягче и присел так, чтобы его глаза оказались на уровне глаз мальчика. – У тебя другое задание. Когда я поеду за твоим папой, кому-то придется защищать дядю Хеби. И этим кем-то будешь ты.

– Но…

– И никаких «но», Акинобу, никаких сомнений. Воин выполняет приказ, выполняет его наилучшим образом, как только может. Это дело чести, разве нет?

Мальчик кивнул.

– Это дело чести, – повторил он.

– Позаботься о бабушке и дяде. Я приведу твоего папу. Мы встретимся на севере.

– Да, на севере.

А потом Акинобу обнял Кентаро так, будто тот и впрямь был его братом. Выпустил его из объятий, но не заревел. Он был сильным и крепким ребенком, который много прошел и многое повидал. Больше, чем надо бы. И он не плакал. Уже нет.

– Теперь я понимаю, за что бабушка все время благодарит небеса, – сказал он, – потому что я тоже им благодарен.

– За что же?

– За тебя.

Мальчик поднял кисть, потом погрузил ее кончик в сосуд с черной краской. Вытащил осторожно, чтобы капли краски не оставили кляксы на стерильно-белой поверхности разложенного перед ним листа.