– Я Нобунага Хироши, сын Отомо, наследник своего клана, будущий даймё! – закричал он. – Не вздумайте коснуться меня!

Он не понимал, насколько комичным и абсурдным был его поступок. Волки могли броситься вперед, напасть на коня, разорвать ему сухожилия, вцепиться в брюхо, выпустить кишки. А потом заняться мальчиком и его смешным, нестрашным мечом. Но не сделали этого. А перестали скалить клыки и держались в отдалении.

Хироши ударил коня пятками, погнал его вперед. Волки двинулись за ним, но не атаковали. Держались на расстоянии, будто хотели присмотреться к человеку или… сопроводить его. Его собственный волчий конвой.

Волки покинули его лишь под утро, когда взошло солнце, а свет пробился через кроны деревьев яркими завесами лучей.

И лишь тогда Хироши вернул меч в ножны, остановил скакуна, сполз с седла и позволил слезам страха скатиться по щекам.

Он знал, что едет медленней, чем тогда, когда мчался на юг с отцом. Еще не чувствовал себя уверенно на спине настоящего коня, боялся, что если слишком подгонять – конь может и сбросить всадника.

Мальчик решил отдохнуть. Он спустился с тракта, зашел в лес. Отправил там естественные надобности, а потом прошел еще чуть дальше, сел на расстеленном плаще и вытащил из мешка жирные и питательные сухие бисквиты, что получил на дорогу. Съел несколько штук, чувствуя, как наполняется живот и голод отступает. Потом занялся конем, ослабив тому сбрую и привязав к ветке. А потом лег на спину и… уснул, измотанный беспокойной ночью и пройденной дорогой.

А когда проснулся, солнце уже стояло высоко на небе. Похоже, приближался полдень, и Хироши был зол на себя за то, что спал так долго. Обычно мальчика будили рано утром, а здесь он позволил себе чересчур долго отдыхать. Таким темпом до города удастся добраться лишь к вечеру, укорял себя он.

Ну что делать, надо было выполнять задание. Где-то там, на севере, в Железном Дворце, отец как раз входил на тренировку в свое додзё. Он ждет сына, который привезет ему голову казненного. А в награду, как знать, может быть, и позволит наконец тренироваться в бою на мечах. Тренироваться с ним, своим отцом, даймё, а не так, как до сих пор – с кем-то из учителей.

Мальчик напоил коня, накормил его и наконец вскочил в седло. Пришпорил коня, помчался вперед.

Вой где-то вдали, шелест кустов. Это волки, его конвой из хищников вновь решил сопроводить всадника.

Хироши стянул поводья, развернул коня так, чтоб встать к стае лицом. Посмотрел на волков с высоты седла. До него дошло, что ночью волки могли бы напасть на его коня – утром нашел бы лишь обглоданный труп. Но хищники этого не сделали!

«Боги хранят меня», – подумал он.

– Чего ждете? – крикнул он. – За мной!

Помчался на юг, а волчья стая летела вслед, не отставая и не приближаясь.

На краю леса волки остановились. Хироши попрощался с ними кивком головы и двинулся к городским воротам. Освещенные лампами и факелами, они были закрыты на все замки. В башенках по обе их стороны виднелись стражники.

– Открыть, немедленно! – закричал им Хироши.

Стражники выглянули из башенок… и засмеялись, увидев ребенка на коне.

– Ворота закрыты на ночь, мальчик, – закричал один из них. – Подожди до утра, открываем с первыми петухами…

Волки наблюдали эту сцену, стоя на границе леса. Ждали, что произойдет. Его конвой, его стая.

Хироши посмотрел на волков, потом вновь повернулся к башне. Собрался.

«Я Нобунага Хироши. Я буду даймё.

Отец ждет».

– Ты, пес, ты знаешь, с кем говоришь? – крикнул он. – Я Нобунага Хироши, будущий даймё! Отец отправил меня в город. Или ты впустишь меня сейчас, или завтра я въеду сам, найду тебя, притащу на главную площадь и там, – он схватился за меч, – отрублю тебе башку, к радости толпы!!!

Стражник исчез.

И очень быстро ворота со скрипом распахнулись.

Хироши въехал в город. У механизма, открывающего ворота, с поникшими головами стояли двое стражников.

– Господин, – начал было один из них, – позволь сопроводить тебя, куда поже…

– Ты ведь на страже у ворот, разве не так? – прервал его Хироши. И, не дожидаясь ответа, добавил: – Наказание за дезертирство тоже смерть, а няньки мне не надо, возвращайся на пост!

– Да, господин!

Он проехал темными улочками. Толп не было, лишь тишина. Где-то сбоку пробежал кот.

Вот и главная площадь.

Эшафот все еще стоял. Трупы сложили рядом – безголовые тела, одно близ другого, лежали в грязи. Головы находились с другой стороны, на возвышении.

Хироши спустился с коня, взял один из мешков. Вошел по ступеням на доски, медленно пошел по красным потекам.

Долго присматривался к головам и, к собственному удивлению, обнаружил, что помнит каждое лицо. Помнит, кто из обреченных плакал, а кто сохранил достоинство. Вначале в порыве презрения хотел забрать голову того, кто рыдал навзрыд, но в последний момент передумал.

Взял в руки голову того, кто до самого конца был гордым. Лишь тогда почувствовал отвратительный сладко-соленый запах разлагающейся плоти, а пальцами ощутил, что кожа головы вот-вот распадется. Несмотря на это, мальчику удалось поместить смрадный шар в мешок, завязать его, а потом, уже сойдя с места казни, приторочить к седлу.

Когда он выезжал через ворота, то не удостоил стражников даже взглядом. Те на коленях кланялись будущему даймё.

Волки снова сопровождали его. И оставили Хироши, лишь когда он проехал через ворота армейского лагеря.

Там уже ждал Тензен Шинсуке.

Он сидел в седле своего скакуна и присоединился к Хироши, сопровождая его по дороге вверх до самого замка. Время от времени поглядывал на мешок у седла.

– У меня был собственный конвой, – сказал наконец мальчик.

Шинсуке кивнул.

– Знаешь, как звали первого самурая Ниппона? Того, кто создал кодекс Бусидо, которым мы все руководствуемся? Оками. Волк. Некоторые верят в то, что и до сих пор именно волки защищают наш край. Нападают на тех, кто недостоин ступать по нашей земле…

– …и сопровождают тех, кто этого достоин, – закончил Хироши, тоже вспомнив эту легенду.

– И тех, кто когда-то будет защищать Ниппон. Да.

Они наконец достигли главного двора крепости. Шинсуке придержал коня Хироши, когда мальчик спрыгивал с седла.

– Твой отец великий воин, – сказал еще шомиё. – Он спасет нас от мангутов… и, хотя бывает строгим, любит тебя. И твою маму.

– Я знаю, – коротко ответил мальчик и отвязал мешок с головой.

Хироши уложил голову так, чтоб мертвыми глазами она смотрела на отца. Лицо казненного потеряло всю ту гордость, которую он умел сохранить при жизни – рот раскрылся и между губ толстым червяком высунулся язык. Один глаз был открыт, другой прижмурен, помутневшие зрачки смотрели вразбег, в двух разных направлениях.