– Денис, – грызя сорванную травинку, повернулся ко мне Сильвер, – гадом буду, если сегодня ночью нам не придется заняться отстрелом здешнего криминального элемента. Не нравится мне настроение Викторыча и Ганса. Это жу-жу-жу неспроста.

Словно услышав сказанное Сильвером, Сапожников повернулся и махнул нам рукой. Мы переглянулись и, не сговариваясь, поправили висевшие у нас на груди автоматы. Потом мы подошли к Викторычу и стали ждать от него цэу.

– Вот что, ребята, – сказал Сапожников, – Ганс предполагает, что этой ночью на нас нападут. В верстах двух от нас маячат какие-то подозрительные всадники. На местных жителей они не похожи. К тому же время позднее, и хуторяне давно уже сидят по домам. Путешественники тоже вряд ли отправятся в путь на ночь глядя. Следовательно…

– Все понятно, Викторыч, – кивнул я. – Будем держать ушки на макушке и ждать незваных гостей. У нас есть два ПНВ, так что ночью мы увидим этих нехороших людей. Надо только проинструктировать морячков, чтобы они не мельтешили перед нами и не мешали вести огонь.

– Сделаем, – кивнул Сапожников. – А вы пока выбирайте позицию для работы. Морячки же будут сидеть возле фур и защищать их. Федор Федорович сказал им, что если с трофеями что-нибудь стрясется, то они могут больше ему на глаза не показываться.

– Думаю, что разбойников будет не менее двух десятков, – вступил в разговор Ганс. – Они постараются незаметно подкрасться к лагерю и поджечь палатки. Начнется паника, и в этот момент они нападут на вас. Учтите, господа, эти люди неплохо стреляют и орудуют саблями и ножами.

– Ну, это мы еще посмотрим, насколько они хороши, – хмыкнул Сильвер. – Мы ведь тоже не пальцем деланные. Это еще бабушка надвое сказала, у кого раньше начнется паника…

И мы начали готовиться к предстоящей схватке.

8 (20) мая 1801 года.

Кёнигсберг, Пруссия.

Джулиан Керриган, он же Джон О’Нил

«Die Alte Sonne» – «Старое солнце» – представляло собой обычную пивную для мастеровых, купцов победнее, и – изредка – для какого-нибудь боцмана, непонятно зачем забредшего в этот район города. В отличие от Мемеля, где в подобных местах располагались длинные столы, за которыми незнакомые люди сидели бок о бок, здесь преобладали маленькие столики. Лишь по краям находились столы для больших компаний, причем над одним из них, том, что находился у глухой стены, с люстры свисало деревянное солнце, на котором было вырезано слово «Stammtisch» – «стол для постоянных посетителей». Когда кто-нибудь «не свой» порывался туда сесть, к нему подходил кельнер и просил его этого не делать. Впрочем, стол этот практически никогда не пустовал – каждые два-три часа там собиралась новая компания.

Я знал об этой особенности немецких пивных. Так что когда я впервые сюда пришел, то уселся за единственный свободный столик поменьше. Не прошло и тридцати секунд, как кельнер появился рядом со мной и спросил, не жду ли я кого-то. Узнав, что я пришел один, он процедил сквозь зубы:

– Тогда тебе туда.

И он показал на торцевую стену, практически во всю длину которой шла стойка с высокими табуретами. В отличие от столиков, мест здесь было довольно много. Я уселся рядом с «штаммтишем» и был сразу же вознагражден – там горячо обсуждался скорый приезд в Кёнигсберг высокопоставленных представителей России и Франции. А еще кто-то сообщил, что среди русской делегации будет и кто-нибудь из таинственных «новых русских».

– Ну, Йорг, ты и хватил, – засмеялся его сосед. – Зачем русскому кайзеру посылать сюда этих людей?

– Мой сосед только что вернулся из деловой поездки в Россию. Там ему рассказали, что царь Пауль и шагу не может ступить без того, чтобы не посоветоваться с этими людьми. Так что уверяю тебя – в составе делегации определенно будет один из них, а то и несколько.

– Пока не увижу – не поверю, – усмехнулся его собеседник. Реакцию других я не смог увидеть, так как сидел к ним спиной. Но никто ничего больше не сказал на эту тему, и все переключились на плюсы торговли именно с Россией. Барыши, мол, весьма неплохие, а риска не так уж и много.

Неожиданно на табуретку рядом со мной плюхнулся некто, чьи безразмерные штаны с трудом обтягивали здоровенную задницу. Свободных мест в пивной было с полдюжины, так что сразу стало ясно, что он подсел ко мне не просто так. Я весь собрался – во время инструктажа в Петербурге мне было сказано, что в Кёнигсберге люди подполковника Михайлова со мной могут связаться либо в «Старом солнце», либо в «Белом орле». Но оборачиваться я не стал – зачем? Если этот пришел по мою душу, то он сам скажет об этом. И, действительно, слева раздался грубый хриплый голос:

– Вы похожи на ирландца.

Я бросил взгляд на соседа. Отекшая физиономия человека, любящего выпить, рыжеватые волосы, небольшие усики… Смахивает на англичанина, но, может быть, и здешний, причем все сказанное прозвучало на немецком языке без акцента. В любом случае желания поддерживать разговор с неизвестным у меня не было – похоже, это просто местный выпивоха, которому захотелось с кем-нибудь поговорить. Я отвернулся, но он меня удивил:

– Вы мистер О’Нил?

– Допустим. А вам-то что до этого?

– С вами бы хотел увидеться один наш общий друг.

– Что ж он сам сюда не пришел?

– Не знаю. Скажу только, что он ждет вас в «Красном льве» – это в двух шагах отсюда.

Да, подумал я, этот тип вряд ли пришел от русских. Но кто же он тогда? Может, это от Виконта – но сейчас тот нарядился купцом, так что он и сам мог сюда прийти. Тогда кто он? Разве что кто-нибудь с «Бланш». Но тогда он не вел бы себя так вежливо…

Вообще-то надо было бы сделать вид, что мне этот рыжий совсем не интересен. А если он не захочет от меня отстать – послать его подальше. Но мне вдруг стало интересно узнать, кто именно прислал рыжего. Со вздохом я допил пиво, бросил несколько мелких монет на стойку и последовал за своим навязчивым соседом.

В «Красный лев» я зашел в первый же день – и сразу же ретировался, наткнувшись на не слишком приветливый взгляд хозяина. Впрочем, там все просто кричало о том, что это заведение для «чистой» публики – скатерти на столах, хорошо одетые официанты, даже танцпол в углу… Да и металлическая вывеска над входом была выполнена весьма искусно – красный лев на задних лапах с мечом в руке и надпись «Rother Löwe»48.

Но, не доходя до главного входа, мы завернули в переулочек. Я с удивлением посмотрел на моего Вергилия49, но тот пояснил:

– Там отдельный вход к кабинетам. Ваш друг не хотел, чтобы вашу встречу с ним увидели.