Вызвав по телефону шофера моего автомобиля, который находился в гараже Ставки, я приказал ему взять с собой запасный бак бензина и подать автомобиль к управлению, намереваясь уехать на нем в Киев и далее действовать, смотря по обстоятельствам.

Вскоре автомобиль подъехал, и шофер поднялся ко мне в управление; он мне сказал, что запасного бака ему не дали и что только что поступило в гараж запрещение совета солдатских депутатов шоферам выезжать со мной за пределы Ставки. Поняв, в чем дело, я сказал шоферу, чтобы он отвез меня на железнодорожную станцию, намереваясь сесть в первый проходящий на юг поезд. Но шофер мне на это ответил, что на станции и на мостах через Днепр выставлены сторожевые посты, которые меня не пропустят. Спросив его, относится ли это запрещение только ко мне, я узнал, что оно распространяется также на генерал-квартирмейстера генерала Дитрихса и на полковника Ткачева, начальника воздухоплавательного управления; оба они были решительные противника подчинения Ставки большевистской власти.

Решив уйти из Ставки пешком, я отпустил своего шофера, поблагодарив его за верную и преданную службу.

Впоследствии я узнал, что генерал Дитрихе и полковник Ткачев, предупрежденные вовремя своими людьми, благополучно скрылись из Ставки: полковник Ткачев, у которого автомобиль был не в гараже Ставки, а при его квартире, сел на него и со стоверстной скоростью пролетел мимо сторожевого поста на мосту, а генерал Дитрихе ушел во французскую военную миссию, где его переодели в форму французского солдата, и он выехал в составе этой миссии, когда она покинула Ставку после захвата ее большевиками.

Сам же я, переодевшись в штатское, оставшееся при мне после моей командировки в Румынию, вышел перед рассветом по никем не охраняемой тропинке за город в поле и окольными путями пришел в село Княжево, где стоял штаб Астраханской казачьей бригады.

В это время эшелоны Крыленко подходили уже к Могилеву, и штаб бригады ожидал распоряжений Ставки для действий, но никаких распоряжений не получал, ибо, как мы знаем, было принято решение отдать Ставку без сопротивления, о чем я и поставил штаб бригады в известность.

По прибытии на Могилевскую станцию Крыленко вызвал к себе генерала Духонина, которого матросы зверски убили при входе в вагон, где находился Крыленко, и таким образом кончил свое существование последний законный Верховный Главнокомандующий вооруженных сил России, а с ним кончила свое существование и Ставка — последний оплот русской законной верховной власти…

Ранней весной 1917 г., как только позволила бы погода, должны были быть предприняты на Юго-Западном фронте и в Черном море решительные операции, которые, всякая порознь, а тем более обе вместе — несомненно привели бы к победоносному окончанию войны.

Обе эти операции были так тщательно подготовлены и для их осуществления были сосредоточены такие силы и средства, что ни малейшего сомнения в их полном успехе быть не могло.

Как известно, к осуществлению Босфорской операции мы были уже готовы летом 1916 г., но должны были отложить ее на весну 1917 г., в согласии с желанием генерала Алексеева. Если летом 1916 г. обстановка, вследствие начавшегося развала Турции, была для осуществления операции благоприятна, то, конечно, весной 1917 г. она была бы еще благоприятнее, вследствие еще большего развала Турции и усовершенствования наших сил и средств, предназначенных для этой операции. Что же касается операции на Юго-Западном фронте, то легко удавшийся прорыв в разгар развала нашей армии ясно показал, каково было бы его влияние на исход войны, если бы он был предпринят, когда наша армия не утратила еще, вследствие революции, свою боеспособность.

Начавшаяся революция не позволила нам предпринять своевременно эти решающие операции, имевшие целью победоносно окончить войну, и таким образом, революция была прямой и непосредственной причиной нашего поражения, закончившегося заключением позорного Брест-Литовского мира.

Значит, всё, что способствовало ускорению начала революции или способствовало затягиванию войны, составляло косвенные причины нашего поражения; к этим причинам относится также и непринятие мер, — если таковые были возможны, к предотвращению революции и мер к ускорению хода войны.

При этом особенно трагичной покажется нам ответственность тех правителей России, которые могли так или иначе влиять на ход событий, если мы вспомним, что революция вспыхнула всего лишь за несколько недель до срока, назначенного для исполнения операций, которые должны были принести нам окончательную победу.

Сторонники мистического мировоззрения будут видеть в этом сроке нескольких недель «перст судьбы», которая-де была нам неблагоприятна, и будут стараться оправдать этих правителей, несущих свою долю ответственности за наше поражение. Но позитивная наука судит об этом иначе: приписывая все исторические события деятельности человека, а не влиянию судьбы, она считает гениальными правителей, сумевших предусмотреть все причины, которые так или иначе влияли на ход исторических событий, и направивших их на благо своей страны, а порицает тех из них, кто этого не сумел.

* * *

Всякое историческое событие в жизни человечества, а тем более победа или поражение в войне, является следствием многочисленных, между собой внутренно связанных причин, из которых причина, представляющая собой конечный итог их взаимодействия, считается непосредственной или прямой.

Поэтому, чтобы составить себе правильное и полное суждение о причине нашего поражения в 1-й мировой войне и определить ответственность за него наших правителей, мы должны изучить все те элементы, из которых эта прямая причина окончательно сложилась.

Прямой причиной нашего поражения была, как мы уже сказали, революция или, точнее говоря, то обстоятельство, что она вспыхнула раньше, чем мы успели предпринять те решительные операции, которые должны были дать нам окончательную победу в войне.

Посмотрим же теперь, каковы были те причины, из которых это обстоятельство сложилось.

Одной из этих первопричин была наша неподготовленность к решению нашей национальной морской проблемы, то есть к осуществлению Босфорской операции. Мы уже знаем, что успех этой операции, по мнению ряда авторитетных лиц, должен был значительно сократить продолжительность войны. Но так как мы в мирное время не вели никакой подготовки к ее осуществлению, то приступили к этой подготовке лишь после начала войны и потому смогли бы ее предпринять лишь тогда, когда она была уже невыполнима, вследствие того, что революция совершенно уничтожила боеспособность наших вооруженных сил.

Ответственность за эту неподготовленность падает на наше правительство и на высшие органы управления нашими вооруженными силами. Правительство несет ответственность за то, что, пренебрегая предначертаниями Петра Великого, не ставило перед войной нашей вооруженной силе задачу решения вопроса о проливах, а органы высшего военного управления несут ответственность за то, что, хотя эта задача и не была им правительством поставлена, они не сумели предусмотреть, какое громадное влияние на исход войны должно было бы иметь завладение Босфором, и, с чисто стратегической необходимости, не предприняли со своей стороны никаких мер к подготовке этой операции и не включили ее в свой план войны. Известную долю ответственности несет за это и Государь, который под влиянием безответственных и корыстолюбивых лиц его окружения направил нашу внешнюю политику на Дальний Восток, думая принести этим пользу России, и этим нарушил мудрый завет своего великого предка императора Петра I.