До сих пор дрожу. Но уже не так интенсивно. Потому что у ребят в мастерской нашелся запасной комплект одежды Матвея. И теперь я сижу на том самом продавленном диване в безразмерной мужской толстовке ярко-красного цвета и старательно подкатываю брючины длиннющих спортивных штанов, в которых я утонула.

– А Вера Викторовна сейчас где?

– Посадила меня на такси, а сама поехала домой. Ждать Сергея Федоровича. Пытать знакомого юриста.

Дергать за ниточки, кому можно дать взятку.

На этом я решаю банально абстрагироваться и от осточертевших следователей, и от сидящих в печенках проблем, и от достигшей апогея семейной драмы. Истратив все мыслимые и немыслимые резервы, я устало замолкаю, устраивая голову у Матвея на груди. Млею от проникающего в каждую клеточку жара и стремительно уплываю в сон, сквозь дрему слыша немного грубоватое, но все же пропитанное щемящей нежностью.

– Я сегодня в аду побывал. Никуда тебя больше одну не отпущу.

Саша, спустя два года и несколько месяцев

– Мы на следующей неделе заскочим в гости, мам, хорошо?

Обмакнув хрустящий соленый огурец в чуть подтаявшее ванильное мороженое, я с удовольствием отправляю это странное лакомство в рот и блаженно щурюсь.

Теперь родители живут в небольшом, но уютном домике в Подмосковье. Потому что имевшее резонанс дело о мошенничестве закончилось для Сергея Федоровича условным сроком и необходимостью продать большую часть имущества, чтобы возместить причиненный ущерб фирме. И, если мама восприняла переезд в маленький куда менее суетливый город за благо, то отчим вряд ли наслаждается трудовыми буднями на новой должности менеджера среднего звена.

– Береги себя, ладно?

Покончив с третьим по счету огурцом, я завершаю телефонный разговор, подхожу к зеркалу и внимательно изучаю свое отражение. Хоть на этом сроке живот еще не заметен, обтягивающим платьям я предпочитаю летящие топы, вроде того атласного великолепия золотистого цвета, которое сейчас надето на мне. А также свободные удлиненные пиджаки, классические брюки и мягкие балетки из замши.

– Готова, принцесса?

На втором круге моего самолюбования в комнату вальяжно вплывает полуголый Матвей, щеголяет расстегнутой черной рубашкой, которая ему безумно идет, и промакивает полотенцем чуть влажные после душа волосы. А я залипаю на его порочные губы, как в первый день знакомства, спускаюсь жадным взглядом по каменным мышцам рельефного пресса и ничего не могу поделать с разыгравшимся либидо.

– А, может, останемся дома?.. Нет, нельзя.

Сама спрашиваю и сама же торопливо отвечаю, приближаясь к теперь уже мужу и обвивая его руками за талию. Вожу носом по мощной груди, впитывая родной запах, и с жалостью отстраняюсь.

Если бы нас ждал кто угодно, кроме Креста, мы бы с Зиминым без малейших угрызений избавились от одежды и долго и нудно испытывали бы новую двуспальную кровать на прочность. Возможно, сломали бы ее в нескольких местах и вернули в мебельный магазин по гарантии под бурные аплодисменты консультанта, убеждавшего нас, что их изделия служат века.

Но Игнат слишком много сделал для нас обоих, чтобы мы пропустили открытие его нового автомобильного салона. Тем более, когда на горизонте маячит стерва-бывшая Крестовского.

– Вечером все наверстаем. Обещаю.

Задев мочку моего уха губами, негромко выдыхает Матвей, когда мы усаживаемся в его бэху, сверкающую новенькими хромированными дисками. А я начинаю неловко ерзать на сидении от жара, прокатывающегося от макушки до пят и непостижимым образом концентрирующегося внизу живота.

Странно, но с тех пор, как Зимин перевез мои вещи к себе и надел полоску белого золота мне на безымянный палец, острота наших чувств ничуть не истерлась. Все так же сильно мне хочется прикасаться к мужу, вплавляться, таять, впаиваться и проводить с ним все свободное время.

Возможно, кто-то нашел бы причину в том, что Матвей пропадает в автосервисе, владельцем которого он стал с подачи Креста, и мы не так часто видимся. Но я бы сказала, что мы с Мотом просто два помешанных друг на друге двинутых фрика.

– Пойдем, красавица.

И, пока я любуюсь вылепленными талантливым скульптором идеальными чертами лица супруга, наша дорога быстро заканчивается, и Зимин успевает припарковать машину, заглушить двигатель и мазнуть подушечкой большого пальца по моей щеке.

– Ты же будешь носить мне мороженое с кетчупом, правда?

С тихим фырканьем прошу у Матвея, когда мы уже вышагиваем ко входу в стеклянное здание, и с радостью вслушиваюсь в его заливистый искрящийся смех. Как и всегда, подзаряжаюсь от этого смелого уверенного в себе мужчины и начинаю сиять, как новогодняя елка, обвешанная гирляндой. Рядом с ним я могу чудить, как угодно, говорить, что угодно, и не бояться быть неправильно понятой.

– Ни пуха, ни пера, брат.

– Мои поздравления, Игнат.

Миновав огромную хрустальную пирамиду из бокалов с шампанским, мы находим друга неподалеку от столика с беспроигрышной лотереей. В отличие от присутствующих на мероприятии гостей, Крест одет до безобразия неформально. На нем привычная черная футболка, самые обычные голубые джинсы, белоснежные чуть растоптанные найки и механические часы на кожаном ремешке.

– Спасибо.

Крестовский благодарит нас с приклеенной улыбкой, только я все равно чувствую в его голосе фальшь. Прослеживаю направление его взгляда и моментально наталкиваюсь на снующую между автомобилями хрупкую фигурку в коротком платье-пиджаке цвета воронова крыла.

– Бывшая?

– Лиля. Да.

Заранее воинственно настроенная, я пытаюсь найти в невысокой девушке с тонкими запястьями изъяны, но не нахожу. Ее длинные золотистые волосы идеальны, темный дымчатый макияж безупречен, а тронутые матовой бежевой помадой губы вполне могут стать объектом зависти любой женщины. Но, что важнее – от нее не веет ни надменностью, ни пренебрежением, ни чрезмерной гордыней.

– Красивая.

Глухо роняю я против воли и тут же стремлюсь зажать рот ладонями, но Игнат на меня не злится. Крепко жмет руку Матвею, легонько щелкает меня по носу и, бросив напоследок «развлекайтесь, Зимины», разрезает ледоколом разряженную по последней моде толпу.

Я же придвигаюсь ближе к супругу и замираю от волнения за нашего общего друга.

– Как думаешь, выкинет что-нибудь?

– Не знаю.

Эхом озвучивает мои мысли Матвей и резким рывком дергает на себя, заставляя забыть вообще обо всем. И о похожем на заведенную бомбу Игнате, и о гостях, полезших в карманы и сумочки за телефонами, и о причине, по которой мы вообще оказались здесь.

Запустив необратимую ядерную реакцию, перетекающую с его тела к моему и обратно, Зимин жадно набрасывается на мои губы, как будто только что вернулся после долгой разлуки, и вынуждает с силой вцепиться в его предплечья. Потому что поверхность верно уплывает из-под ног, сердце колотится раненной птицей, а сознание заволакивает жемчужной мечтательной дымкой.