Абигель жадно слушала речи Анжелики. Глаза ее излучали мягкий свет, лицо преобразилось и приняло свое обычное спокойное выражение.

— Вы необыкновенная женщина, — прошептала она, — вы сказали именно то, что я хотела услышать. Только не покидайте меня, — Абигель снова по-детски удержала руку Анжелики.

— Мне бы нужно развести огонь…

«Где же госпожа Каррер, — думала Анжелика. — Она ведь не из тех женщин, которые боятся в дождь высунуть нос на улицу. В чем же дело? Что-то явно произошло…» Она считала про себя минуты. Казалось, время замедлило свой ход. Анжелика не решалась отойти от изголовья Абигель: хотя она и обрела спокойствие и мужество, наступал самый критический момент родов. Схватки становились более частыми и продолжительными.

Наконец Анжелика с облегчением услышала стук входной двери. Но на пороге появилась одна мокрая до нитки Северина.

— А где госпожа Каррер? — быстро спросила Анжелика. — Почему она не пришла?

— Ее не смогли разбудить.

Северина пребывала в полной растерянности.

— Как не смогли разбудить? Что это значит?

— Она спит! Спит! — потерянно повторяла Северина. — Ее тормошили, чего только ни пробовали… Но она спит, храпит, и ничего нельзя поделать.

— А старая Ватире?

— Один из мальчиков побежал в индейский поселок.

— Что случилось? — Абигель открыла глаза и с тревогой посмотрела на Анжелику. — Что-то неладно? Хорошо ли идут роды?

— О да! Моя дорогая, я никогда не видела, чтобы роды проходили так гладко.

— Но ведь ребенок расположен не правильно: сначала появятся ножки.

— Если вы будете терпеливы, так даже легче. Нужно лишь в нужный момент напрячь все ваши силы. Анжелика тихо сказала Северине:

— Сходи за вашей ближайшей соседкой Бертильей… Бедная Северина снова исчезла в темноте. Она уже не пыталась защититься юбкой от потоков воды, низвергавшихся с неба. Вскоре она возвратилась.

— Бертилья не хочет идти. Она говорит, что боится грозы. И к тому же она ни разу не принимала роды… И еще она не может оставить Шарля-Анри одного. Ее муж ушел охранять форт.

— Тогда сходи за Ребеккой, госпожой Маниго, хоть за кем-нибудь. Мне нужна помощь.

— Госпожа Анжелика, может быть, я смогу вам помочь?

— Да, и в самом деле! У нас уже нет времени. Разожги огонь и поставь кипятить воду. А потом переоденься, бедная девочка!

— Это очень славная девочка, — Абигель нежно посмотрела в сторону Северины.

Теперь Абигель была удивительно спокойна. Северина развела огонь, повесила над ним чан с водой и отправилась надевать сухое платье. Она вернулась со скамейкой для Анжелики, а затем принесла вторую скамейку и разложила на ней инструменты, которые могли понадобиться. Анжелика дала Северине пакетик с лекарственными травами и велела приготовить настой.

«Только бы Ватире не опоздала», — думала она. Было видно, что плод опустился очень низко.

— Я чувствую удивительную силу, — сказала Абигель, внезапно приподнимаясь и опираясь на локти.

— Вот и настал главный момент. Смелее! Только не останавливайтесь!

Неожиданно для себя самой Анжелика обнаружила, что держит в руках красноватый глянцевый комок. В восторженном порыве она подняла его над головой, словно это был священный дар.

— О! Абигель! Дорогая! О! Ваш ребенок! Посмотрите! Посмотрите на него!

В ту же минуту раздался громкий крик новорожденного. Дрожа от волнения, Анжелика не замечала слез, струившихся по ее щекам.

— Это девочка, — в голосе Абигель звучало невыразимое счастье.

— Какая красивая! — воскликнула, Северина, радостно смеясь и воздев руки, словно волхвы перед рождественскими яслями.

«Какой же я выгляжу идиоткой, — подумала Анжелика. — Они так счастливы и веселы, а я плачу».

Она быстро перерезала пуповину и завернула младенца в платок.

— Держи, — сказала она Северине. — Возьми ее на руки.

— Как прекрасно рождаются дети! — восторженно воскликнула Северина. — Почему нам не разрешают смотреть? Девочка села на скамью, прижимая к себе драгоценный сверток.

— Как она красива, эта крошка! Она успокоилась, как только я ее взяла.

Роды прошли легко. Ребенок оказался миниатюрным, и у Абигель даже не было разрывов.

Обе женщины с большой опаской ожидали этого события и были потрясены быстротой, с какой все произошло.

— Я вся дрожу, — проговорила Абигель. — У меня даже зубы стучат.

— Это не страшно. Сейчас я положу вам в ноги теплые камни, и вам станет лучше.

Анжелика побежала к очагу.

Когда Абигель согрелась, пришла в себя и приподнялась на локтях, Анжелика взяла ребенка у Северины и протянула ей.

— А теперь полюбуйтесь своей дочкой. Она выглядит такой же разумной и милой, как ее мама. Как вы ее назовете?

— Элизабет! На древнееврейском языке это означает «дом радости».

— Можно мне посмотреть? — с чердака раздался тоненький голосок Лорье.

— Да, мой мальчик, спускайся и помоги нам приладить колыбель.

Дождь по-прежнему стучал по крыше, но его не слышали обитатели маленького деревянного домика, хлопотавшие этой ночью вокруг новорожденной.

— Я умираю с голоду, — вдруг сказала Северина.

— Я тоже, — призналась Анжелика. — Я сейчас приготовлю похлебку, и мы все поедим, а потом отправимся спать.

Когда господин Берн вернулся домой, перед его взором предстал накрытый стол: на красивой праздничной скатерти были расставлены серебряные подсвечники с белыми восковыми свечами, посуда для больших торжеств, а посреди стола — дымящаяся супница. Весь дом был освещен, огонь весело плясал в очаге.

— Что происходит? — спросил Берн, оставляя возле двери свой мушкет. — Что за пиршество, как в день Богоявления!

— Младенец Иисус родился, — закричал Лорье, — посмотри, папа!

Бедняга Берн не мог прийти в себя от изумления. Он никак не мог поверить в то, что все обошлось благополучно что ребенок уже родился, и Абигель жива и здорова. От счастья он потерял дар речи.

— А что с ирокезами? — спросила Абигель.

— Никаких следов ирокезов, ни малейшей опасности со стороны какого-либо племени. Хотел бы я знать, кто пошутил, заставив нас выйти в дозор в такую дьявольскую ночку.

Вскоре Анжелика покинула счастливое семейство и пустилась в обратный путь к форту. Рассвет был не за горами, но ночь все еще была темной из-за тяжелых облаков, закрывавших небо. Тем временем ливень прекратился. Казалось, что природа, устав за ночь, начинает понемногу восстанавливать свои силы. На смену бешеным порывам ветра и раскатам грома пришли покой и тишина, которую нарушали только нежное журчание тысяч ручейков и торжествующее пение сверчков, возвещавших окончание грозы.