Мне оставалось только удивляться находчивости Кло и ее терпению. Садясь за руль, я встретилась с ней взглядом в зеркальце заднего вида и только головой покачала. Либо она умела притворяться лучше, чем полагается двенадцатилетнему ребенку, либо ее запасы терпения и сочувствия были поистине неистощимыми.

Мне пришлось напомнить Кэрол-Линн о необходимости как следует закрыть дверцу и пристегнуться. К счастью, спорить и препираться она не стала, и мы наконец тронулись. Почти сразу я включила автомобильный приемник, настроенный на спутниковую ретро-волну, которую я слушала по пути из Лос-Анджелеса. Музыку шестидесятых я полюбила только в старших классах, когда меня частенько подвозил в школу Трипп, всегда отличавшийся довольно оригинальным музыкальным вкусом. В те времена ему нравились буквально все стили – кроме тех, которые были популярны в данный момент, поэтому мне приходилось слушать и оркестровую музыку сороковых, и блюзы, и ранний рок-н-ролл, и много чего еще. Тогда я нередко издевалась над его музыкальными пристрастиями, но сейчас первые три кнопки моей магнитолы были настроены на станции, которые передавали, соответственно, музыку шестидесятых, музыку сороковых и блюзы.

Разумеется, Триппу я в этом признаваться не собиралась.

По радио «Пятое измерение» исполняло свои песни знаменитый «Аквариус». Я уже хотела выключить приемник, поскольку моя головная боль плохо сочеталась с музыкой, но тут Кэрол-Линн неожиданно начала подпевать. У нее был сильный, чистый голос, который прекрасно подходил для исполнения именно этой композиции, но куда больше меня поразило, что мать отлично помнила все слова.

Какое-то время спустя я снова посмотрела в зеркальце заднего вида, гадая, почему Кло до сих пор не попыталась переключить приемник на волну, передающую современные хиты. Она проделывала это регулярно с тех пор, как пошла в первый класс, и я стала возить ее в школу. С тех пор мне почти никогда не удавалось спокойно послушать музыку, которая мне нравилась, но сегодня Кло обошлась даже без своей обычной гримасы, которую она пускала в ход в подобных случаях. Вместо этого она вдруг стала… подпевать моей матери.

Раздался резкий автомобильный гудок, я пришла в себя и обнаружила, что заехала левыми колесами на встречную полосу. Резко рванув руль, я вернулась на свою половину шоссе, не без труда разминувшись со встречной машиной.

– Откуда… ты знаешь эту песню? – спросила я, немного отдышавшись.

Кло закатила глаза.

– Прошлым летом Хейли участвовала в постановке мюзикла «Волосы» в любительском театре. Она заставила меня смотреть его не меньше шести раз, вот я и выучила слова.

Кэрол-Линн продолжала петь, Кло снова присоединилась к ней, а потом и я стала им подпевать просто для того, чтобы не чувствовать себя отверженной.

Кора объяснила мне, как добраться до «Солнечных полян». Как и большинство деловых предприятий Индиэн Маунд, пансионат для престарелых стоял по правую сторону от шоссе № 82. Глядя в лобовое стекло, я видела, как справа от дороги поля, по которым медленно ползли ярко-красные и зеленые механические сеялки шириной в восемь, а то и десять рядов, постепенно уступают место фастфудовским забегаловкам и мотелям. Эти малопочтенные заведения мало изменились с тех пор, когда я была здесь в последний раз: кое-где, правда, сменились вывески, но сами здания остались прежними, разве что выглядели они теперь еще более ветхими и облезлыми. И все же видеть их мне было приятно – так человек любит и помнит каждую царапинку на крышке любимого антикварного стола.

Песня по радио кончилась, и Кло замолчала, разглядывая тянущийся за окном урбанистический ландшафт, состоящий из домов постройки середины прошлого века – с новенькими крышами из еврошифера и старомодными дверями с тремя расположенными по диагонали ромбическими окошками. Сидевшие на лужайках и на верандах домов люди махали вслед нашей машине, а мы с Кэрол-Линн махали руками в ответ. Я проделывала это совершенно автоматически, не отдавая себе отчета в собственных действиях, и спохватилась, только когда Кло спросила:

– Кто все эти люди? Твои знакомые?

– Нет. Просто люди.

– Тогда почему они машут нам, а мы – им?

Я пожала плечами:

– Даже не знаю. Так здесь принято, только и всего. Южане вообще славятся вежливостью и гостеприимством. Зайди в любой дом, и ты узнаешь…

Я осеклась. Кло приподняла брови с таким видом, что мне сразу стало ясно: она абсолютно уверена, что весь Юг населен сумасшедшими. После этого она снова стала смотреть в окно, и остаток пути мы проехали молча.

Несмотря на свое название, пансионат «Солнечные поляны» представлял собой двухэтажное кирпичное здание, стоявшее посреди небольшой асфальтированной парковки. Четырехскатная крыша придавала ему сходство со старой гостиницей для автомобилистов – не хватало только неоновой вывески «Свободно». Впрочем, Кора сразу предупредила меня, что убогий вид с лихвой компенсируется заботливым персоналом и наличием всех основных удобств.

На первом этаже мы расписались в книге посетителей, после чего нас направили к лифту. Обстановка в коридорах и холлах была небогатой и довольно старой, но выстланные светлым линолеумом полы сверкали чистотой, а на недавно выкрашенных стенах висели в рамках написанные маслом картины – в основном цветы и пейзажи. Разглядывая одну из них вблизи, я увидела, что картина подозрительно напоминает стандартный набор для творчества из серии «Раскрась по цифрам», но решила даже мысленно воздержаться от критики, поскольку она могла была результатом досуга кого-то из обитателей пансионата.

– Чем это воняет? – проговорила Кло, брезгливо морща нос. В воздухе действительно витал легкий запах дезинфицирующей жидкости, лечебного крема и столовой, но он не был ни навязчивым, ни откровенно неприятным, поэтому я лишь удостоила Кло взгляда, каким Бутси, бывало, награждала меня, когда мне доводилось сморозить глупость. Этого хватило, чтобы Кло если и не переменила мнение, то, по крайней мере, воздержалась от дальнейшего нытья – мол, что это за помойка и куда вы меня притащили.

Пройдя по длинному коридору, вдоль стен которого тянулись металлические перила, а вместо ступенек были сделаны пандусы, мы остановились у двери в самом конце. Убедившись, что это и есть номер 106, который был нам нужен, я постучала.

Дверь нам открыла невысокая, полноватая женщина в брюках цвета хаки и голубой медицинской блузке. Приветливо улыбнувшись, она сказала:

– Привет, я – Джанетта Мур. А вы, вероятно, Вивьен?.. Проходите. Кора предупредила, что вы заедете сегодня утром.

И, взвизгнув тапочками по линолеуму, она распахнула дверь во всю ширину, пропуская нас внутрь.

Комната с единственной кроватью, которую занимала Матильда, была не слишком большой, но я сразу поняла, что кто-то приложил немалые усилия, чтобы она выглядела по-домашнему уютно. В углу стояло старое зеленое кресло с откидной спинкой, а рядом, на маленьком столике, я увидела множество фотографий в рамках. На стенах висели вышитые вручную коврики, кровать и спинка кресла были задрапированы вязаными шерстяными покрывалами пестрой расцветки, на широком подоконнике теснились цветочные горшки с высаженным в них плющом. Прямо напротив окна стоял на тумбочке портативный проигрыватель, очень похожий на тот, который хранился сейчас в стенном шкафу в моей спальне и который когда-то принадлежал моей матери. На полу рядом лежала стопка виниловых пластинок. С конверта самой верхней улыбалось нам лицо, которое нельзя было не узнать: Элвис.