– Ну, дядечка Рамвальд никогда не был искусным скальдом. Даже когда ни в кого не был влюблен… Правда, такие времена бывали редко.

– Не смейся над старшими! И вообще нехорошо смеяться над человеком, если у него мягкое сердце.

– Зато уж доблестный его сын Эдельгард выше насмешек – он скорее умрет, чем хоть кого-нибудь полюбит… А ты что это о стихах задумался? Уж не влюблен ли ты? – Хлейна лукаво покосилась на мечтательно-задумчивого Гельда. – Скажи-ка! – Она придвинулась к нему ближе, придерживая кучу золота у себя на коленях. – Говорят, ты сильно подружился там, у граннов, с какой-то девицей. Что же ты ее с собой не взял? Правда, говорят, она низкого рода… Моя приемная мать будет очень удивлена!

– На сей раз ей не придется удивляться, – заверил Гельд. – Я сам очень удивился бы, если бы мне пришло в голову жениться на Ярне. Нет, этого, пожалуй, я делать не собираюсь. – На всякий случай подумав, Гельд покачал головой. – Она хорошая девушка, честная и по-своему очень неглупая, но… Я, понимаешь ли, не очень горд и не ищу такой жены, чтобы постоянно чувствовать себя умнее и ученее ее. Мне даже было бы иногда приятно в важных делах посоветоваться с ней, а из этого ничего не выйдет, если мне придется постоянно объяснять ей самые простые вещи.

Стюре, наплясавшись, не удержался на ногах и рухнул совсем рядом с очагом; товарищи поднимали его, бараньи рога с его головы упали в огонь, служанка вытаскивала из оттуда лопаткой для угля, чтобы весь дом не пропах жженой костью. Гости хохотали, пели, в гриднице висел шум.

– А ты вообще-то собираешься жениться? – серьезно спросила Хлейна. – Ты столько про это говоришь, а сам все никак… Или это из-за той девушки, на которой ты хотел жениться пятнадцать лет назад? Ты будешь всю жизнь любить ее одну, как Сигурд любил Брюнхильд?

Глаза Хлейны больше не смеялись, а просили и жаждали утвердительного ответа. Иногда посматривая на Хагира, который занимал почетное место напротив хозяйского и почти не отрывал от нее глаз, где бы она ни находилась, Хлейна чувствовала себя так крепко связанной с ним, точно их сковали цепью Глейпнир. Той самой, что мягче шелка и легче пуха, но крепче всего на свете. Если судьба не позволит ей стать женой Хагира, другого мужа у нее никогда не будет. Она так решила, она чувствовала, что это будет так.

– Я? Как Сигурд Брюнхильд? – Сейчас Гельд не понял, чего она хочет, да и в любом случае не стал бы приписывать себе чужие заслуги. – Что ты, душенька моя, за такими героями я и не думал тянуться. Совсем наоборот.

– Но как же? – Хлейна готова была обидеться. – Ты же любил ее! Неужели ты совсем не огорчился, что ее за тебя не отдали? Не может быть!

– А я такого и не говорил. Конечно, я огорчился. И даже очень сильно. Но очень быстро стал думать и ждать, что скоро мне встретится другая девушка, не хуже, и я буду любить ее так же сильно, как ту. Я в это твердо верил, и это помогло мне пережить разочарование и тоску. Я ведь понимал, что в той девушке ничего такого особенного не было. Она была красива и приветлива, но не настолько, чтобы никто другой не мог с ней сравниться. Я думал, что мне скоро попадется другая, не менее красивая и приветливая, но что в другой раз мне больше повезет. Я, знаешь ли, довольно везучий…

– Ну, так что же?

Хлейна нисколько не верила, что ей попадется другой мужчина, такой же замечательный, как Хагир. Время показало, что Гельд надеялся напрасно, а значит, она права!

– Ну, я в это верил довольно долго, лет пять. – От пива речь Гельда замедлилась, он говорил обстоятельно, как следует думая перед тем, как сказать. – Мне попадалось много девушек, среди них были красивые и приветливые, и даже весьма расположенные выйти за кого-нибудь вроде меня, но все это было не то. Знаешь, по мере того как я богател, я им все больше и больше нравился, но мне самому, как ни жаль, они не начинали нравиться больше. Я ждал лет пять и все никак не мог полюбить, как в тот раз, а потом понял важную вещь…

– Какую? Что другой такой нет? – горячо подхватила Хлейна.

– Нет. – Гельд мотнул головой. – Что я сам теперь другой. Что я сам в тридцать два года совсем не тот, что был в двадцать пять, а значит, влюбиться так сильно у меня уже не получится, попадись мне хоть сама Брюнхильд. И тогда я стал искать просто хорошую женщину… Такую, чтобы мне было с ней хорошо. Чтобы мне было приятно каждую ночь ее обнимать и каждый день с ней разговаривать. Вот с тех пор все ищу. Женщин-то много, а… Должен бы под старость стать менее привередливым, а нет!

На это Хлейна уже ничего не ответила. Рассуждение Гельда, хоть он того и не желал, подтвердило ее правоту. Ее любовь – единственная в жизни. Если сейчас она не добьется того, чего хочет, если Хагир сын Халькеля не будет принадлежать ей, то никогда ей не бывать счастливой, посватайся к ней хоть сам Сигурд Убийца Дракона. Если бурный огонь ее первой любви будет насильственно погашен, то на второй в ее душе не хватит топлива.

– А скажи-ка… – с замирающим сердцем шепнула она, точно выдавая свой тайный замысел. – А той первой девушке ты не предлагал… Ты не хотел, чтобы она убежала с тобой из дома, раз ее родичи были против тебя?

– Да, предлагал. Мне-то нужна была не ее родня и приданое, а она сама.

– И что? – с жадностью допрашивала Хлейна. – Она согласилась?

– Не знаю.

За прошедшие годы Гельд не раз думал о своем давнем неудавшемся сватовстве, перебирал в памяти все мелочи, все когда-то сказанные слова, но так и не понял, соглашалась ли Эренгерда дочь Кольбейна бежать с ним из дома. Скорее всего, она и сама этого не понимала. А когда сам человек не знает, чего хочет, судьба вмешивается и запутывает все самым безнадежным образом.

Гельд всматривался в лицо Хлейны, пытаясь понять, зачем ей все это надо. Она отвела глаза, пряча свою тайну, как ребенок прячет за спину то, чего не хочет показать.

– Самое главное – человек сам должен знать, чего он хочет, – добавил Гельд. – Только сам человек знает, в чем его счастье: в доме ли родном, в богатстве, в чести знатного рода, в собственным трудом заработанной славе, в покое, в семье и любви… И уж если он это знает, надо найти в себе смелость отстаивать свое счастье. Этого за тебя никто не сделает. Сколько ни жди, само собой ничего не устроится или устроится совсем не то, чего бы тебе хотелось. Впрочем, зачем я тебе это говорю?

Хлейна улыбнулась. Она знала, в чем ее счастье.

Когда люди стали расходиться по гостевым и дружинным домам, Хлейна снова приблизилась к Хагиру. Весь вечер ей казалось, что фру Гейрхильда присматривает за ней, но сейчас ей было уже не до осторожности.

– Завтра в полдень приходи в рощу Бальдра, – шепнула Хлейна. – Там позади святилища есть старый дуб, его видно издалека. Приходи, я буду тебя ждать.

В знак согласия Хагир на миг опустил веки. Это приглашение и обрадовало, и встревожило его. Да, конечно, им надо поговорить. Нельзя без конца притворяться перед друг другом и собой, делать вид, что ничего не происходит, что между ними нет ничего кроме любопытства хозяйки к гостю и вежливости гостя к хозяйке. Хагир видел, что она о чем-то беседовала с Гельдом и что разговор этот навел ее на какие-то важные мысли. Весь остаток вечера он пытался представить, что она завтра скажет ему. Она умная девушка и не может не видеть, как неразумно их сближение. Он не может предложить ей брак и достойную жизнь, а давать повод для сплетен и дальше – глупо и опасно. Но вдруг… Хагир не мог отделаться от надежды, что решение Хлейны окажется иным, сам сознавал противоречие, но ничего не мог поделать. А вдруг она скажет ему что-то такое, отчего все невозможное окажется возможным?