– Все это – подарки Фримода ярла! – сказал он. – Мне будет стыдно взять то, что он подарил, даже если это останется в твоей, разумеется, собственности. Было бы недостойно так его обмануть после того, как он помог мне. Он сделал для меня больше, чем друг и родич. Без него я не смог бы освободить Стормунда и… даже не знаю, что бы я делал, если бы он нам не помог. Я не могу отплатить ему таким обманом.

– Какой обман? – Хлейна недоуменно и недовольно вскинула брови. – При чем здесь обман?

– Фримод ярл сам хочет жениться на тебе. Я не слепой, чтобы этого не видеть!

– Мало ли чего он хочет! – устав от возражений, воскликнула Хлейна. – А я не хочу за него выходить! И хватит об этом! Похоже, ты любишь Фримода больше, чем меня! Ну, ведь это не так! – Хлейна перестала сердиться и снова прильнула к Хагиру. – В любви никто никому ничего не должен, – ласково убеждала она. – Никакие долги дружбы не помогут, если женщина не любит! А я люблю тебя, а не его! Я хочу разделить твою судьбу. Пойми, быть вместе – наша судьба. Так хочет Фрейя. А если мы позволим разлучить нас, то вся наша жизнь пойдет наперекосяк и всегда нас будут преследовать одни несчастья. Все плохо кончится, если насильственно перематывать пряжу норн. Как у Сигурда и Брюнхильд. Они были суждены друг другу, но их разлучило колдовство, и все разладилось, вся их жизнь превратилась в горе и предательство, и никому, ни единому человеку это не принесло счастья, даже на их детях сказалось. Разве ты хочешь такую судьбу? Кому нужен такой долг?

– Но как знать, в чем наша судьба? – тихо ответил Хагир. Эти слова напомнили ему проклятие оборотня, и стало тревожно, как будто над головой нависла черная туча. – А если иначе нельзя? Может быть, нам суждено…

– Ты думаешь, что тебе это суждено? – с явным недоверием спросила Хлейна. – Что твоя жизнь должна быть сплошной жертвой?

Хагир пожал плечами. «То, к чему ты страстно стремишься, станет твоим проклятием. Из всякого блага, какое ты замыслишь, выйдет зло…» Если бы дурное пророчество грозило только ему! Но похоже, что за ним последуют и все, кто с ним связан. И нельзя допустить, чтобы она, Хлейна, стройная осинка в золотом и багряном уборе, пошла за ним на погребальный костер, как Брюнхильд за Сигурдом.

Но Хлейна не ждала, пока он обдумает все это и подберет слова.

– Ты ошибаешься! – уверенно и весело сказала она. – Мне ничего такого не суждено. Мне суждено быть счастливой, я это знаю точно. А насчет себя я никогда не ошибаюсь, уж поверь мне. А я могу быть счастливой только с тобой. А значит, мы должны быть вместе!

Она обвила руками его шею, и Хагир забыл все, о чем только что думал. Призрак оборотня исчез, весь мир собрался в одной Хлейне – веселой, ласковой, верящей в их общее счастье. Она обвивала его, как плющ, и подчиняла себе, и он уже верил, что она лучше его самого знает его судьбу.

– Мы ничего не будем говорить Гейрхильде и Фримоду! – шептала Хлейна, и Хагир кивал, почти не вслушиваясь. Пусть все будет, как она хочет, пусть! – Я убегу из дома. Перед твоим отплытием я уйду еще затемно и буду ждать тебя за устьем фьорда. Там есть мысок с большой красной скалой, там возле нее можно пристать. И ты меня заберешь. Искать меня поначалу не будут, подумают, что я ушла в рощу. Я часто туда хожу по утрам, только к сумеркам хватятся. А мы уплывем и справим свадьбу у тебя там, и будем жить. Мне ничего не нужно кроме тебя, я никогда тебя не упрекну, что ты лишил меня богатства, никогда… Можешь прогнать меня обратно, если я когда-нибудь…

– Нет, нет! – твердил Хагир, крепко обнимая ее и даже не представляя, что объятие когда-нибудь придется разомкнуть. В чем бы она ни упрекнула его впоследствии, он любое обвинение примет, любую вину признает – ведь она стольким жертвует ради него!

– И нам никто не помешает! – удовлетворенно продолжала Хлейна. – Гейрхильда и Фримод не будут нас преследовать. Я потом передам им через кого-нибудь, что я сама так захотела. Гельд рассказывал: его мать тоже убежала с его отцом из дома, а ее отец не стал их преследовать, хотя она была еще знатнее Фримода! Гельд всегда за нас заступится, он в этом понимает… Ах!

Договорить она не успела: впереди, за спиной у Хагира, мелькнуло какое-то живое движение, и Хлейна быстро глянула туда, готовая отпрянуть, если покажется человек.

Ветви березы дрогнули, и из-за стволов выступила человеческая фигура. Но от вида ее Хлейна не отпрянула, а содрогнулась и крепче прильнула к Хагиру. Седая старуха с длинными, развевающимися по ветру космами была одета в синее платье с узорами из бляшек темного янтаря на груди и из ракушек – на подоле. Она опиралась на высокий резной посох, а на голове у нее возвышались настоящие оленьи рога. Пронзительный жгучий взгляд был устремлен прямо на Хлейну; из-за огромных зрачков глаза казались черными…

Увидев, каким испугом вдруг исказилось лицо Хлейны, Хагир мгновенно оторвал ее от себя и быстро обернулся, хватаясь за меч. Ее крик был полон такого ужаса, что Хагир ждал увидеть чудовище – появление кого-то из людей, даже Гейрхильды или Фримода ярла, не напугало бы ее так сильно. Мелькнул в памяти образ умирающего оборотня – огромного волка с горящими глазами и льющейся из пасти кровью. Он вернулся, чтобы исполнить свое предсказание…

Но позади себя Хагир никого не увидел. Совсем никого. Старая береза покачивала мокрыми ветвями без единого листочка. Все было тихо.

– Что с тобой? – Хагир тревожно обернулся. – Что ты увидела?

Хлейна молчала, по-прежнему глядя ему за спину. Напряжение на ее лице немного смягчилось, но в глазах была резкая тревога и даже отчаяние.

– Я… – не глядя на него, с трудом выдавила она. – Пойдем отсюда!

Ничего больше не сказав, она бросилась бежать через рощу к опушке. Хагир сначала пытался не отстать от нее, но она мчалась, как будто хотела убежать от всего света, и вскоре Хагир посчитал за лучшее отпустить ее вперед.

Теперь ему даже хотелось остаться одному и обдумать то, что они сказали друг другу. Все изменилось: теперь он отвечал за Хлейну, как за важнейшую часть себя самого, и это новое чувство одновременно грело и тревожило его. Это связь прочнее, а эта ответственность полнее, чем его прежние обязанности перед Стормундом, попавшим в плен, перед Бьяртой и домочадцами, оставшимися без защиты, перед дружиной, которая доверила ему как вожаку свою жизнь и смерть. Это другое…

Медленно бредя по роще, Хагир то смотрел под ноги, будто выискивал там следы Хлейны, то оглядывался, надеясь понять причину ее испуга и бегства. Но священная роща не открывала ему, чужаку, своих тайн, которые доступны Хлейне. И Хагира переполнило смятение: он вдруг ясно осознал, что совсем ее не знает. В его глазах она прекрасна, их влечет друг к другу, и от этого кажется, что и души их так же близки, что все их мысли и чувства едины… Но ведь это не так! Они не знают, а где-то и не понимают друг друга, они думают по-разному! Еще Один говорил, что мудрец бывает безрассудным от сильной страсти. Но ни в какой страсти нельзя позволять себе превращаться в дурака, а Хагир, в общем-то, был довольно здравомыслящим человеком. Его мучили сомнения, тревожные предчувствия: сможет ли он сделать Хлейну счастливой, не пожалеет ли она о сделанном, когда их настигнут беды… А что бед не миновать, Хагир не сомневался.