— Хорошо, — сказал Малькольм, поравнявшись с ней, — посмотрим, пойдет ли эта коняга галопом.

Малькольм хмыкнул и послал свою лошадь вперед бедрами, коленями и каблуками. Он пригнулся вперед…

И унесся прочь под грохот копыт. С опозданием Марго пнула свою лошадь, понуждая ее идти быстрее. Еще секунду назад они тряслись на этой ужасной рыси. В следующий миг Марго летела.

— Ох!

Это было чудесно.

Она спохватилась, что улыбается, как идиотка, когда ее лошадь поравнялась с лошадью Малькольма.

— Эй!

Он оглянулся и улыбнулся:

— Так лучше?

— У-у-х!

— Так и думал, что вам это понравится!

— Это… это просто класс! — Она ощущала полноту жизни всем своим телом, до кончиков пальцев ног. Лошадь двигалась под ней в ровном слаженном ритме, живые изгороди по сторонам со свистом проносились мимо, ветер хлестал в лицо.

— Лучше подтяни поводья, прежде чем мы вылетим на перекресток.

Марго не хотелось осаживать лошадь и ехать обратно. Совсем осмелев, она ударила пятками в бока коня, разгоняя его еще сильнее. Тот пустился в галоп, от которого у нее перехватило дыхание и закружилась голова. С сияющими глазами она проскочила дорожку и вылетела на перекресток…

И чуть не врезалась в тяжелую карету, запряженную четверкой взмыленных лошадей. Марго вскрикнула. Ее конь испугался и шарахнулся в сторону, едва не выбросив ее из седла. Затем он на всем галопе ринулся на полузатопленный луг. Марго натянула поводья. Но конь ничуть не сбавил скорости. Она потянула сильнее, и снова без толку. Леденящие брызги насквозь промочили ее брюки. Осколки льда вдребезги разлетались под копытами ее коня. Затем Малькольм подскакал к Марго и наклонился вперед. Железной хваткой он ухватился за ее поводья. Ее конь замотал головой, стараясь вырваться, затем перешел на рысь. Наконец они остановились.

Малькольм сидел на своей лошади, весь белый от гнева.

— ВОН ИЗ СЕДЛА! Отведи лошадь обратно!

Марго сползла на землю. У нее подкашивались ноги, и она едва не свалилась навзничь в грязную, полузамерзшую воду. Ей хотелось разреветься. Вместо этого она схватила поводья и повела лошадь обратно к перекрестку. Малькольм снова пустил своего коня в карьер, обдав ее грязью с головы до ног. Это оказалось для нее последней каплей. Марго беззвучно разрыдалась. Она была в ярости, несчастна и сконфужена до крайности. Малькольм остановился далеко впереди и стал о чем-то разговаривать с кучером той кареты, в которую она чуть было не врезалась. Саму карету испугавшиеся лошади стащили с дороги.

— О нет, — взмолилась она. — Что, если кто-нибудь ранен? — «Ах, какая я идиотка…»

Она даже не могла заставить себя посмотреть на кучера, когда она проковыляла мимо него, выводя свою лошадь обратно на дорожку. Когда Малькольм проехал мимо нее, снова в седле, ехал он медленно, но даже не подал виду, что заметил ее присутствие. Когда она наконец добралась до их кареты, Малькольм ожидал ее там.

— К счастью, — сказал он таким же ледяным тоном, как вода в ее ботинках, — никто не был покалечен. Теперь снова садитесь на вашу лошадь и на этот раз делайте точно то, что я вам скажу.

Она вытерла с лица грязь и слезы тыльной стороной ладони.

— У м-меня ноги мокрые. И замерзли.

Малькольм достал сухие носки. Она переобулась, затем устало забралась обратно в седло. Остаток дня прошел в холодном молчании, нарушаемом лишь отрывистыми поучениями и приказами Малькольма.

Марго научилась управлять лошадью на легком галопе и карьере. К закату она смогла удержаться на коне, когда Малькольм намеренно заставил его взвиться на дыбы, шарахнуться в сторону и понести.

Это был успех, он достался ей нелегко, и ей следовало бы гордиться собой. Но она чувствовала себя несчастной, избитой и измученной. Все, что не онемело от холода, нещадно болело. Джон участливо наполнил для нее ведро, чтобы она могла смыть с себя грязь. Воду он нагрел на костре. Ее пальцы словно огнем обожгло, когда она погрузила их в горячую воду. Наконец она с отвращением снова напялила на себя это ужасное нижнее белье, форменное платье и фартук. Затем ей пришлось еще раз прочитать показания АПВО, определить свое местонахождение по звездам и ввести данные в свой личный журнал. Когда Малькольм позволил ей снова забраться в карету для возвращения в город, она уткнулась лицом в боковую подушку и притворилась спящей.

Малькольм устроился рядом с ней, пока Джон укладывал багаж и зажигал каретные фонари, и затем они тронулись в путь в темноте. Для первого дня, проведенного в Нижнем Времени, это был в лучшем случае сомнительный успех. Они ехали в полном молчании примерно полчаса. Затем Малькольм спросил:

— Мисс… Марго. Вы спите?

Она издала какой-то придушенный звук, который должен был означать «ага», но прозвучал скорее как мяуканье кота, испуганного пылесосом.

Малькольм некоторое время неподвижно сидел в темноте, не зная, как утешить Марго, затем решился и обнял ее за плечи. Она повернулась и уткнулась лицом ему в грудь, как следует намочив слезами его твидовую куртку в перерывах между всхлипами.

— Ш-ш-ш…

Когда напряжение разрядилось — к тому же Марго твердо знала теперь, что Малькольм простил ее, — ее охватило крайнее изнеможение. Она задремала, убаюканная покачиванием кареты на неровной дорожке, теплом обнимающей ее руки Малькольма, биением его сердца рядом с ее ухом. Последним ощущением, еле дошедшим до ее сознания в темноте, был запах его кожи, когда он нагнулся и легонько поцеловал ее волосы.

* * *

Ничто в прошлой жизни Марго не подготовило ее к тому, что она увидела в Ист-энде.

Ни вечно пьяный и избивавший ее отец, ни преступность и насилие в Нью-Йорке, ни даже постоянно показываемые по телевидению изображения голодающих, оборванных жителей третьего мира, которыми то и дело бомбардировали зрителей разные благотворительные организации, отчаянно старавшиеся отодвинуть глобальную катастрофу.

— Боже мой, — снова и снова шептала Марго. — Боже мой…

Они вышли утром очень рано. Малькольм сунул револьвер в кобуру под своим сюртуком и положил в карман жестяную коробочку, завернутую в вощеную бумагу, затем попросил Джона подвезти их к низовьям Темзы, неподалеку от знаменитых лондонских доков.

Эти доки представляли собой вырытый в районе Уоппинга прямоугольный бассейн, заполненный речной водой. Город окружал их со всех сторон. Узкие грязные улочки подходили прямо к причалам, где стояли на приколе пароходы и парусники.

Они взяли пустую ручную тележку, раздобытую Джоном, и отправились пешком в предрассветную стужу. Старые ботинки и шерстяные неглаженые брюки, которые надела Марго, натирали ей ноги. Ее рваная блуза и поношенная гороховая куртка едва защищали от холода. Иногда между строениями проглядывала река, пока они проходили мимо вонючих таверн Уоппинга с их выступающими на улицу окнами-эркерами. Матросы отпускали вслед каждой проходящей женщине такие шуточки, что Марго еще глубже пряталась в свою мальчишескую одежду, отчаянно радуясь, что для нее выбрали этот маскарад.