– Господи… – сказал Бестужев. – Да расскаживы мне всё раньше, он мог остаться жив…

– Кто же вас знал, – посмотрел ему в глазаМигуля. – В таком деле следует соблюдать осторожность. Люди тут замешанынемаленькие, если устроили такое Петруше, могут и нас с вами, знаете ли…

– Значит, вы отстраняетесь?

– А вот уж нет, – не раздумывая, сказалМигуля. – Месть – оно, с одной стороны, чувство словно бы и не совсемхристианское, а с другой – сказано же: поднявший меч от меча и сгинет…

– Вы знаете, кто это?

Мигуля отрицательно покачал головой:

– А вы?

– Пока что нет, – сказал Бестужев. – Я вамкратенько расскажу, как обстоят дела…

Мигуля выслушал внимательно, ни разу не перебив. Потомсказал:

– Ефимка Даник всегда был прохвостом, так что ничегоудивительного. И трусоват в должной степени, так что, ежели взять его нацугундер…

– Не спешите, – сказал Бестужев. – Нужноотыскать Тутушкина. Если он только жив. Даник подождет. Он тут десятая спица вколесе. Меня больше всего интересует Мельников. Понимаете, Ермолай Лукич, уменя ведь в сумках заранее был свинец. Не золото, а свинец, по весу. Так мыдоговорились с Иванихиным. И Енгалычев об этом знал третьим. Будь он замешан,обязательно нашел бы время предупредить своих, что золота в сумках нет вовсе, азначит, не стоит и рисковать. Зато Мельникову я сказал нечто другое: что в техдвух ящиках у нас с собой ручные пулеметы, из коих мои люди и намерены угоститькак следует налетчиков, буде таковые объявятся. Я его поймал, а он и не понял –я ж ему говорил, будто про пулеметы знают человек шесть, вот он и почел себя вбезопасности… А никто не знал про эти мнимые пулеметы, кроме меня и его. Иналетчики, вскочив в теплушку, первым делом пулеметы из ящиков потребовали…

Мигуля задумчиво сказал:

– Данного господина, хочу сразу предупредить, прижатьбудет трудненько. Мало ли что у него там было в столицах, но у нас он уж тригода, на хорошем счету, связями оброс, у губернатора принят.

– Генерал Герасимов… – произнес Бестужевмногозначительно.

– Вот эта-то персона за вашей спиной мне смелости ипридает, признаюсь вам откровенно… – вздохнул Мигуля. – Без таковойни вы, ни я многого не добьемся, зато при такой протекции… Я ведь, милейшийротмистр, давненько служу, как вы справедливо изволили подметить. И мочитьсяпротив ветра давно отучен – себе дороже-с.

– Вы знаете, я тоже не идеалист, – сказалБестужев. – Это-то мне и придает уверенности – полное отсутствие во всемэтом деле какого бы то ни было идеализма. Разве что ваш Сажин… Впрочем, он тоженаверняка не был идеалистом, судя по вашим словам?

– Да уж…

– Нам нужно выиграть время, – сказалБестужев. – Мои орлы сумеют очень быстро расколоть нашего пленника, непервый год служат. А если удастся тем временем найти Тутушкина, прибавитсякозырей. Свидетели нужны. И показания.

– Да что вы меня-то учите, – досадливо вздохнулМигуля. – Без вас знаю…

– Тогда что же мы с вами сидим перед этой дурацкойбутылкой? – спросил Бестужев деловито. – От вас Тутушкину скрытьсябудет трудно, а?

– Это точно, – кивнул Мигуля. – Я, грешнымделом, решил свернуть розыск – уж простите, в одинокие герои как-то нетянет, стар, но ваше появление придало делу новый колер… Поедемте. Это хорошо,что вы в партикулярном, я быстренько переоденусь, у меня тут есть штатскаяодежка… Проверим еще пару адресков, коли уж пошла такая карта…

Партикулярное платье Мигули оказалось русским –поддевка, косоворотка, белый картуз и сапоги. Бестужев быстро понял, что в этомбыл свой толк: в пиджачной паре, при галстуке пристав Мигуля непременносмотрелся бы ряженым, не подходили к европейскому платью ни его медвежьяфигура, ни физиономия, а в нынешнем своем виде он выглядел вполне естественно.

– Нож и баба – малосовместимо, – говорил Мигуля,задумчиво глядя в спину своего извозчика. – Диковинно смотрится…

– А вы не слышали про убийство студента Шлиппе? –спросил Бестужев. – Там дама как раз пустила в ход нож…

– Слышал, – кивнул Мигуля. – Все газеты всвое время гомонили, и наши перепечатывали тоже… Там, во-первых, была именнодама, истеричная, как это именуется? Экзальтированная… Во-вторых, она ж себя некончила, а? Осталась дожидаться полиции. У вас в столицах, быть может, дамскийпол и начал уже понемногу ножи осваивать… а для наших краев, подчеркиваю, нож вбабьей руке, вдобавок последовавшее после убийства мужика самоубийство сиспользованием того же ножа… – он покрутил головой. – Нет-с, невписывается в картину нравов и обычаев. Я так полагаю: некто плохо разбирался втекущей уголовщине. Поставил первую идею, что под руку подвернулась, и неподумал нисколечко про ее необычность для наших мест и данного составаучастников драмы… Стой, Феденька. Прибыли. Вы, господин ротмистр, мне поначалуне мешайте, только если мигать стану, вступайте и церемонии можете неразводить, по любой роже бейте без колебания…

Он выскочил из пролетки у двери трактира с довольно новойвывеской «Уютный уголок», кивнул Бестужеву на дверь и двинулся внутрь сцелеустремленностью и напором паровоза. Щуплый субъект в потрепанном пиджачке,оказавшийся на дороге, отлетел в сторону, что твой бильярдный шар. Бестужевбыстрыми шагами двигался следом, держа руку поближе к браунингу.

Внутри было тихо и благопристойно – па2ры чая на столах,спокойные компании, негромкий, едва слышный разговор. Бестужев тут же отметилугрюмую тишину, мгновенно наступившую при их появлении. Мигуля почти бежал, такчто полы поддевки разметались. Дверной проем, узкий коридорчик…

Какой-то плечистый малый попытался было заступить дорогу. Неостанавливаясь, Мигуля с размаху врезал ему большим пальцем под кадык, послечего малый задохнулся надолго и стал оседать на корточки. Спешивший следомБестужев гуманно поймал его за ворот и посадил у стены.

Пристав распахнул пинком дверь так, что доски едва нетреснули. Рявкнул с порога:

– Не дергаться, ламехузы! Сидеть!

В маленькой комнатке за столом сидели двое. Того, чтооказался к двери спиной, Мигуля моментально сдернул за шиворот со стула,посмотрел в лицо:

– О, Митя… А ну, беги отсюда так, чтобы подошвы горели…

И сильным толчком выкинул в дверь. Потом аккуратненькоприкрыл ее за собой, заслонил своей фигурою маленькое окошко и издевательскираскланялся:

– Наше вам, Степан Филатович…

– И вам, господа, коли не шутите, – спокойноответил сидящий, не делая попыток к бегству или сопротивлению. – Что этовы, Ермолай Лукич, двери ногой пинаете в пределах чужой части? У нас тут свойпристав имеется…