– Мы не на маскараде…

Обнаружилось лицо совсем молодого человека – без особыхпримет, европейского типа, совершенно незнакомое. Он уже оценил свое незавидноеположение и таращился со смесью злобы и страха.

– Ну вот, – сказал Бестужев почти ласково. –Наконец-то свиделись хоть с кем-то из вас, господа члены кружка любителейсамородного золота…

Поперек лба у пленника тянулась длинная, не успевшая ещеподсохнуть царапина, в схватке ему успели подшибить глаз, но, не считая этихнесмертельных повреждений, он казался в добром здравии, совершенно готовым купотреблению. На душе сделалось невыразимо приятно – наконец-то у него был«язык»…

…Пантелей, подталкивая в спину связанного по рукам пленника,завел его в избу. Бестужев вошел следом, распорядился:

– Положи его на пол, что ли, да ноги свяжи, – и,придвинув ногой табуретку, сидел рядом, пока Пантелей сноровисто спутывалнижние конечности изловленного. Убедившись, что дело сделано, распорядился,отвернувшись от пленника: – Скажи Савелию, пусть седлает коня, нужно скакать наприиски…

Пантелей воззрился недоумевающе, но, увидев подмигиванье,браво рявкнул:

– Слушаюсь!

И проворно выкатился во двор. Медленно выпустив дым,Бестужев осведомился:

– Поговорим?

Зло глядя на него снизу вверх, пленник попытался плюнуть, нов его неудобном положении это привело лишь к тому, что слюна попала нафизиономию ему самому. Тогда он выругался, поминая по матушке и самогоБестужева, и все охранное отделение в полном составе.

– Интересно, – сказал Бестужев, – а с чего тывзял, собственно, сучий потрох, что мы – непременно из охранного отделения? Ипочему твой дружок, столь неосторожно сорвавшийся под колеса, называл меняротмистром? Предположим, мы действительно из охраны и я в самом деле ротмистр,но откуда ты это мог узнать? Не поделишься секретом?

– Ты еще сдохнешь, сатрап…

– Да, разумеется, – рассеянно сказал Бестужев.

Вслед за тем встал и принялся вытирать грязные подошвы сапого рубаху на груди пленника – обстоятельно, неторопливо, со всей возможнойзаботой о чистоте обуви. Пленник извивался, пытаясь отползти, но, когда это неудалось, прямо-таки взревел:

– Как вы смеете?!

Бестужев моментально прервал свое занятие, вновь сел натабурет и усмехнулся:

– Вот и выдали себя, милостивый государь! Не правда ли?Судя по содержанию реплики и интонации, с коей она была выкрикнута, судя повозмущению, с коим были встречены мои хамские действия, вы, любезный, вряд липринадлежите к простонародью… Нет уж, вы, несомненно, принадлежите к томуобразованному слою, для коего невыносимо унизительно видеть, как жандармвытирает о него ноги в самом что ни на есть прямом смысле… А я сейчас еще и овашу нахальную физиономию сапоги вытру… – и привстал.

Пленник, отчаянно пытаясь придать себе гордое положениефигуры – что в его ситуации было решительно недостижимо, – яростнопосмотрел Бестужеву в глаза:

– Извольте соблюдать уважение, ротмистр!

– Хорошее заявление, – невозмутимо сказалБестужев. – Опять-таки подразумевает вашу принадлежность к строгоопределенной категории лиц… В просторечии именуемых либо «мы с гонором», либо«из благородных»… А?

– Я требую, чтобы вы прекратили эти подлости!

– Ради бога, в любой момент, – сказалБестужев. – Как только вы мне докажете, что имеете право на благородноеобхождение. Может, представитесь для начала?

– Голубая крыса!

– Ну что же, никаких сомнений, вообще-то, неосталось, – сказал Бестужев. – Значит, вы, сударь, непременно хотитебыть политическим узником, с которым следует обращаться со всей предписываемойправилами галантностью? Вполне понятное желание. Одно дело – сидеть в охранномотделении или жандармерии, и совсем другое – быть переданным полиции, где исапогом под копчик могут… Так что, назоветесь?

– И не подумаю.

– Голубчик, – сказал Бестужев беззлобно. –Назоветесь. Куда вы денетесь? Собственно, а почему вы решили, что вас стануткуда-то передавать? Я имею в виду, передавать в руки служителей закона? Нет,конечно, никто вас не собирается отпускать, тут другое… – он выдержалхорошо рассчитанную паузу. – Неужели еще не догадались, милейший?

Он молча курил, с удовольствием глядя, как лицо пленникаискажается от нехороших предчувствий.

– Вы правильно понимаете, – сказал Бестужевдоверительно. – Я верю, что вы – не из уголовных, что вы –политический. Но это не облегчает мне задачу, а, наоборот, усложняет. Попробуемпредставить дальнейший ход событий. Мы отвезем вас в Шантарск, в охранноеотделение. Начнем допрашивать, соблюдая предписанный инструкциями такт, божеупаси, без всякого физического воздействия и даже грубого слова. Вы, конечно,станете запираться и вилять. Возможно, вашу личность установят, а возможно, инет. Рано или поздно появится мнимая невеста, будет вам передавать всякиевкусности вроде ветчины и апельсинов, каковые мы будем вынуждены позволить вамжрать на нарах… Одновременно вам станут готовить побег… И даже если это неудастся, что в итоге? Вы предстанете перед судом, где ловкие адвокаты, хорошооплаченные краснобаи, станут выжимать слезу из присяжных, упирая на вашупылкую, неразумную юность, искренние заблуждения и полное отсутствие трупов приналетах. Истеричные курсистки станут бросать вам цветы, либеральные господа –устраивать сборы в вашу пользу… В конце концов получите пару лет, неважно,отсидите вы их или сбежите – при любом раскладе станете для сообщниковавторитетом, примером, озаренным славою политического каторжанина, героическогоборца с царскими сатрапами… Судя по вашей физиономии, вы, как и я, прекраснопонимаете, что все произойдет примерно так, как я описываю… Но у меня, славабогу, есть возможность сделать так, чтобы все завершилось совершенно иначе.

– В самом деле? – с ухмылкой бросил лежащий.

– Да уж поверьте, – серьезно сказалБестужев. – Вас еще не удивило то, что мы несколько отступили отзаведенного шаблона – чуть-чуть не доезжая до Аннинска, сняли вас с поезда,привели сюда лесом? Что наш хозяин по моему приказу седлает коня, чтобы скакатьна иванихинские прииски? – Он наклонился к лежащему и широко, открытоулыбнулся. – Там, в поезде, сейчас работают местные жандармы, ну и бог сними… Официально будет считаться, что мы искренне пытались доставить вас поначальству, но вы по дороге ухитрились бежать. Интересно, кто докажет обратное?Вот именно, милейший. Посудите сами, для чего мне представлять вас поначальству? Чтобы вы отделались минимальными неприятностями, которые я толькочто подробно описал? Нет уж, хороший вы мой. Я вас передам людям Иванихина.Изволили слышать про Луку Лукича Гнездакова? Судя по вашему изменившемусяличику, имели такую честь. Вот они будут с вами душевно беседовать – где-то втаежной глуши, вдали от прокуроров и восторженной либеральной печати. Гнездаковмне омерзителен, но он, в отличие от меня, не скован статьями Уголовногоуложения и ведомственными инструкциями. А я вовсе не обязан знать, какимиметодами Лука станет вырывать у вас имена и явки… Что-то вы побледнели? Ну да,этот таежный мизерабль вам ремни со спины нарежет… Уж ему-то, будьте уверены,выложите все, что только знаете. А потом… Ну кто же станет оставлять свидетеля?Вас и закапывать не будут, бросят труп в тайге, зверье управится…