Он не трудился объезжать невысокие кусты и чахлые кривые деревца, торчащие на пологом склоне. Мощный грузовик с одинаковой легкостью подминал тонкие стволы осин и крушил толстые еловые сучья, попадающиеся на пути. Иногда скаты «Вольво» проскальзывали на откосах, покрытых коврами хвои, и махину заносило в сторону. Тогда Бондарь переключал передачу, колеса с новой энергией вгрызались в землю, и грузовик, переваливаясь на манер зубра из Беловежской Пущи, полз дальше.

Коробок передач у «Вольво» было двенадцать – шесть стандартных ступеней и «половинки» между ними, почти как у «КамАЗа». Но совершенная гидравлика позволяла переключаться на любую коробку без умопомрачительного скрежета и чудовищной вибрации, которые сопутствуют вождению российских грузовиков. Не было никакой нужды накрывать двигатель ватной телогрейкой, просовывая рычаг в рукав, как поступают шоферы «КамАЗов», дабы не растрясти все мозги по дороге. Кроме того, турбонаддув не производил того адского посвиста, который преследует русских водителей даже во сне. Одним словом, Бондарь имел возможность прочувствовать разницу, и она, эта разница, пришлась ему по вкусу.

Чем дальше он продвигался вперед, тем круче становился подъем; земля раскачивалась под машиной, словно палуба попавшего в болтанку корабля, норовящая уйти из-под ног. Кусты вырастали все выше, деревья подступали все ближе, коварные валуны так и напрашивались на лобовое столкновение. Порой склон поднимался под углом в сорок пять градусов, и тогда Бондарь, уперев ногу в педаль газа, всем телом навалился на руль, как будто это могло облегчить задачу «Вольво».

Труднее всего оказалось продраться сквозь заросли можжевельника на ближних подступах к дороге. Прокладывая просеку, грузовик едва не заглох и преодолел последние метры со скоростью раненого зверя, уползающего в чащу. Но, когда он вырвался на относительно открытое пространство, до шоссе оставалось не больше трехсот метров.

Двадцать секунд спустя грузовик вывалился на узкую асфальтовую полосу, ведущую прямиком к замку. Давя на педаль газа, Бондарь сунул в рот сигарету и закурил, не ощущая вкуса дыма.

Впереди стояла серая, с прозеленью мха, стена, вздымающаяся на высоту четырех метров. Над ней торчала круглая башня и хаотично расположенные черепичные крыши, похожие на шляпы великанов, притаившихся за монастырской оградой. Она простиралась далеко вправо и влево, теряясь в зарослях, росших вокруг деревьев. Несмотря на проломы и местами осыпавшуюся кладку, было ясно, что когда-то эта стена надежно защищала монахов от рыскающих по всей Европе разбойников. Времена переменились. Теперь разбойники засели внутри, совершая вылазки под покровом ночи.

Один из них охранял вход в замок, жалкий и нелепый в своей мышиной форме пехотинца СС. Несмотря на автомат, часовой не представлял собой сколько-нибудь серьезного препятствия на пути Бондаря. Не выпуская часового из виду, он оценивающе поглядывал на двустворчатые ворота, обитые ржавым железом. Они выглядели внушительно. Часовой на их фоне смотрелся неубедительно.

– Сматывайся, пока не поздно, – посоветовал ему Бондарь, избавляясь от окурка. – Беги домой, придурок.

Разумеется, часовой его не услышал.

* * *

Парня, дремлющего на ящике у ворот, звали Лео Муррэ. Как это было заведено при несении караула, он был одет в серый полевой мундир, перепоясанный ремнем. На тусклой пряжке был изображен вермахтовский орел со свастикой и надписью «Gott mit uns». К специальному крючку полагалось привешивать длинный немецкий штык с эбонитовыми накладками, но Лео предпочитал носить на ремне мобильный телефон с севшими батарейками. Не имелось при нем также ни металлической фляги в чехле из волосатого шинельного сукна, ни кожаного подсумка с патронами, ни хотя бы пилотки-гансовки, без которой его облику недоставало настоящей исторической достоверности. Тем не менее Лео воображал, что выглядит как заправский защитник фатерланда.

Нельзя сказать, что он так уж стремился пролить свою кровь во имя общего дела, но в «Легионе» хорошо платили, а ради денег Лео и другие его сверстники были готовы рискнуть жизнью. Самые бедовые из бойцов даже носили на груди так называемые «бирки смертников», найденные в лесах на скелетах гитлеровцев. Бирка представляла собой алюминиевый овал чуть побольше черпачка столовой ложки, разделенный пополам перфорацией. С каждой стороны был выбит личный номер владельца. В случае его гибели жетон разламывался пополам кем-нибудь из похоронной команды, одна половинка оставалась на трупе, другая нанизывалась на огромную английскую булавку. Немцы подходили к учету с присущей им аккуратностью.

«Вот у кого нам всем надо учиться», – приговаривал Кальмер, и Лео не возражал. Он даже бирку на мундир нацепил, хотя умирать не торопился. Его идея фикс состояла в том, чтобы заработать пять тысяч новых европейских денег и вернуться домой обеспеченным на многие годы вперед.

Несмотря на то, что за месяцы службы Лео стал вполне цивилизованным парнем, его сердце по-прежнему ныло от тоски по родной деревне. Там теперь так хорошо, так тихо и спокойно. Вот-вот грянет настоящая весна, а пока природа собирается с силами для нового цветения. Вокруг пирса все позаросло прошлогодней некошеной травой, спутанной и порыжелой, как волосы под мышками у вдовушки Айны, первой женщины Лео. Она отдалась ему в старом сарае для сетей, вернее, он покорился ее напору, позволив Айне вытворять с ним все, что ей хотелось. Он просто лежал на спине, блаженно уставившись на обнажившиеся ребра крыши, сквозь которые торчали камышовые пучки. Вороны, оседлавшие горбатый гребень крыши, неодобрительно поглядывали на копошащихся внизу людей. Завидовали, как подозревал Лео. Ведь его Айна была настоящей искусницей. Всякий раз, вспоминая ее, Лео был вынужден поправлять свое мужское достоинство, которому становилось тесно в форменных немецких штанах.

Да, то были славные деньки! Айна скакала на нем, как ведьма, а на вешалах сушились скользкие от салаки сети. Этим запахом – запахом рыбы и моря – был заполнен весь мир. Взопревшая Айна тоже пахла салакой, особенно когда лежала, раздвинув ноги, восстанавливая дыхание. Наверное, Лео любил ее, потому что его не тянуло смыться из сарая. В перерывах между сношениями они болтали о том, о сем, а потом вновь принимались за дело.

Вдруг Лео увидел Айну так явственно, что его член выскочил из кожаной оболочки чуть ли не наполовину.

Совершенно нагая, она сидела на подстилке из истлевшей сети с поплавками и строго помахивала веревкой, сплетенной из лошадиного хвоста. Ее волосы и кожа блестели от рыбьей чешуи. «Беги отсюда, мальчик, – сказала она возбужденному Лео. – Беги и не оглядывайся, пока не поздно».

Причин для паники не было, но Лео испугался до потери пульса. Он выбежал из сарая, тревожно оглядываясь по сторонам. Небо было лимонного цвета, а море отливало зеленью и походило на безбрежную равнину, залитую застывшим бутылочным стеклом. Правда, у самого горизонта оно сворачивалось в исполинскую волну, готовую затопить не только рыбачий поселок Лео, но и весь остальной, тоже не маленький, мир.

Около небольшого низкого мостика чернела одинокая весельная лодка. Лео перенесся на переднее сиденье и взял в руки весла. Грести было некуда, но бежать тоже было некуда, поэтому он решил плыть навстречу волне.