Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И как его звали, этого Заводного Апельсина?
Кит не помнил автора книги, поэтому набрал в поисковой строке «Стэнли Кубрик», но не стал просматривать ни один из найденных результатов.
Это очевидный самообман: добросовестная мамаша чистит сервизы и напевает Моцарта, ее милый сын ищет в Интернете фильмы Кубрика… идиллия, да и только, правда, Кит?
«У вас отличная семья! Все такие изысканные и утонченные. Истинно британское наследие».
— Британское наследие, — повторил Кит, не понимая смысла этих слов. — Британское… наследство.
Он развернулся на стуле и позвал:
— Мам!
Миссис Хогарт притихла на минуту, а потом появилась в дверном проеме с тонкой чашкой в одной руке и с мягкой салфеткой — в другой.
— Да, милый.
— Ты купила теплые одеяла.
— Когда-нибудь наступит зима, — пожав плечами, сказала миссис Хогарт.
— У нас слишком большие траты. Мы не можем погасить долг за мою операцию.
— Почему?
— Потому что отец заморозил основные счета.
Миссис Хогарт прошла в комнату, присела на краешек дивана и провела салфеткой по чашке.
— Как хорошо, — вздохнула она, — а я уже волновалась, вдруг он… вдруг он… Он никогда прежде не исчезал так надолго!
И она неожиданно расплакалась.
Кит отнял у нее чашку, развернул ноутбук и заставил мать посмотреть на экран.
— Если так дальше пойдет, мы потеряем дом. Ты понимаешь, что это значит? Это значит — нам не нужны теплые одеяла! Мы не можем тратить деньги на ерунду. Прекрати скупать все подряд, поняла меня?
Миссис Хогарт несколько секунд смотрела на экран ноутбука.
— Завтра должны привезти палатку, — упавшим голосом сказала она.
— Отмени заказ. Возьми телефон и отмени заказ. Прямо сейчас. Держи. Набирай номер.
Звонок. Слишком резкие, слишком электрические птичьи голоса.
— Продолжай, — приказал Кит и поднялся с места. — Отменяй все, что успела заказать. Никаких формочек для кексов. Никаких фигурных оградок и садовых гномов.
За морозными узорами стеклянной двери ерзали две гротескные тени. Кит распахнул дверь и увидел Берта Морана — тот стоял, прижав пальцем кнопку, и птичьи трели звенели прямо над головой. За Мораном возвышался тощий, с угрюмым лицом тип, весь в отметинах от ветряной оспы, словно попавшее на сковороду тесто для блинчиков.
Под мышкой тип держал коробку с веселым ковбоем, рекламирующим шоколадные печенья.
Все это Кит рассмотрел под светом желтого фонаря, укрепленного над дверью.
— В чем дело, Моран? — спросил Кит.
Хотелось быстрее избавиться от посетителей. После больницы Кит похудел и обмяк. Больная нога смотрелась, как обернутый сухим мясом костыль. Плечи и руки потеряли рельеф, пресс слегка оплыл.
Стоять в одних шортах перед громилой Мораном и его ветряным приятелем было унизительно. От ночного холода Кита пробрала заметная дрожь, и Моран ее уловил. Он глянул на Кита снисходительно, как на домашнее животное, выбежавшее на звонок прежде хозяев, и заорал:
— Миссис Хогарт! Бойскауты принесли вам печенье!
Тощий тип за его спиной осклабился, и Кит все понял.
— Нет, — быстро сказал он. — Вали отсюда, Берт.
— А то — что? — поинтересовался Берт и снова нажал на кнопку, и снова зазвучал пронзительный птичий крик.
Кит оперся спиной о дверной косяк, прикинул свои силы. Нога предательски заныла, в висках зашумела кровь. Тощий перевел взгляд на Кита и сочувственно покивал.
Миссис Хогарт выпорхнула в прихожую, размахивая салфеткой.
— Мальчики! — воскликнула она. — Кит, почему ты держишь гостей в дверях? Почему не приглашаешь?
Глаза у нее были звериные. И такими же, понимающими и звериными, стали глаза тощего типа с коробкой. Они играли в свою игру по своим правилам и жили в своем мире.
— Мальчики, простите, Кит, наверное, устал, и потому такой неприветливый. В следующий раз мы пригласим вас в гости. Обязательно. Я приглашаю в гости всех друзей Кита. Сегодня у нас был Томми, и мы ели печенье. Это было чудесно! Съели все до последней крошки. Пришлось заказать еще. Спасибо, что принесли.
Ее рука дернулась и полезла в карман. Бледная ладонь, накрытая салфеткой, передала тощему деньги, и почти незаметным движением приняла что-то маленькое, тут же исчезнувшее в том же кармане.
— Возьми печенье, Кит, — сказала Оливия уже другим, поставленным и строгим голосом, и ушла из прихожей.
Моран проводил ее глазами, потом глянул на Кита и проговорил:
— Вот так, капитан… Мой тебе совет — не ограничивай ее в финансах. Она неплохо сохранилась для своих лет. Найдутся любители…
— Дай сюда коробку, — сказал Кит, и тощий, поколебавшись, передал ему свою ношу.
— Эй! — возмутился Моран.
— Заплачено, — отрезал Кит и захлопнул дверь.
Он вернулся в комнату с коробкой в руках. Остановился. Миссис Хогарт, разметав счета и захлопнув ноутбук, разворачивала блестящий рулон фольги, в которой обычно запекала мясо. Крошечный слюдяной комочек лежал под ее левым локтем.
— Что? — не поднимая головы, спросила она. — Хочешь — ударь меня. Это будет даже полезно. Это будет очень полезно, Кит, а бить ты умеешь. Ты же избивал папу.
У Кита снова ослабли ноги, и он присел на диван, бросив коробку на пол.
— Это все в порядке вещей, — медленно и проникновенно произнесла миссис Хогарт, приподнимая фольгу и водя под ней дешевой зажигалкой. — Я всегда была плохая девочка. Я была такая плохая девочка, Кит, что у меня спрашивали, нужно ли мне чего, а я отвечала «да, но у меня нет денег и в обмен я подарю тебе свою дырку». И однажды кто-то арендовал не только мою дырку, но и гостиничный номер за ней. Подселил мне туда своего ублюдка. Что мне оставалось делать? Мне нужно было выйти замуж, срочно выйти замуж за хорошего человека. Человека, который мог бы меня спасти и сделать вид, что я рожаю не в оплату за наркоту, а по всем приличиям. По всем приличиям, Кит, и в белом свадебном платье с длинным рукавом. Папа никогда меня не любил. Мама была в ужасе. Мне нужна была новая семья. Я завела себе другую семью, избавилась от Сары. Не переживай, мой милый, ты не такой, как она. Тебя я люблю.
Она опустила плечи над тонкой дымовой струйкой и долго молчала. Кит устал ждать продолжения, но подняться и уйти не мог. Он смотрел на свои руки, белые руки, еле-еле тронутые загаром — на плечах после дня, проведенного у реки, появились красные болезненные пятна.
Смотрел на теплые реки синих вен и на выступающую подкожную струну запястья. В груди клокотал и бился тяжелый горький ком. Странный мотылек, пробравшийся в дом, закружился вокруг лампы и пропал.