В лагере наш отряд окружили, разведчиков растащили по группам, всем надо знать, куда ездили с майордомом так срочно. Я передал Зайчика в руки оруженосцев и отправился в свой шатер.

Начальник охраны спросил торопливо:

– Какие будут указания?

– Пригласи членов Верховного Совета Военных Лордов, – велел я со всей властностью верховного лорда.

– А… это кто?

Я отмахнулся.

– Мои полководцы. Сам догадайся.

Слабое вино, что и не вино вовсе, а обеззараживающий всякие кишечные бактерии напиток, едва-едва успело промочить горло и медленно просачивалось в желудок, когда в шатер начали заходить мои члены Военного Совета, еще не подозревая, что они и есть эти самые.

Я взмахом руки отправлял всех за стол, лавок много, поместятся, оруженосцы привычно начали втаскивать в шатер жареную птицу, мясо, а вина вкатили целый бочонок.

Граф Ришар едва дождался, когда я со вздохом сожаления оторвусь от великанской чаши с вином.

– Что нового, – спросил он в нетерпении, – разведали, сэр Ричард?.. Из того, что еще не знали до вторжения?

– Немного, – ответил я. – Но главное уяснил. И вам сообщаю. Здесь больше, чем где-либо, приходится считаться с магами. Вон в Армландии вообще такой проблемы не было! Нет-нет, дорогие друзья, не надо вскакивать и выбегать с дикими криками ужаса. Думаю, и это решим.

Альвар Зольмс ответил уязвленно:

– Да мы вроде и не выскакиваем, ваша светлость.

– Ну вот и хорошо, – одобрил я. – Раз уж мы здесь, здесь и останемся!.. Кроме того, у меня нехорошее ощущение, что император не случайно даровал мне это маркграфство. Что-то с этими землями связано. У кого-нибудь есть какие-то соображения?.. Нет? Жаль… Во всяком случае, император о Гандерсгейме знает больше, чем мы даже после тщательной разведки. Однако знание – одно, реальная власть – другое.

Граф Ришар обронил осторожно:

– Я бы сказал, император не сумел здесь закрепиться.

– Согласен, – ответил я. – Эскадры сюда отправлять – слишком дорого и рискованно, да и зачем? Королевства здесь по меркам Юга совсем нищие.

Он напомнил:

– А Тоннель?

– Тоннель, – повторил я, – когда королевства были в изоляции, кто о них думал всерьез?.. А вот теперь, когда отсюда есть выход в просторы северных королевств… Потому, видимо, в Сен-Мари, как и в Вестготии, так мало взяли от Юга, что горстка южан здесь быстро растворилась… Подумаешь, вилки!.. Как мы догадываемся, маги Юга здесь почти не имеют мощи… или не имеют совсем. Демоны Юга сюда попасть тоже не могут, тут своя нечисть.

– А военные силы? – подсказал он.

– Для империи было бы нетрудно, – сказал я, – держать здесь могучие гарнизоны. Но такого не наблюдаем… Почему?

Ришар понял, что вопрос к нему, как к самому глубокомыслящему, развел руками.

– Не представляю.

– Видимо, – сказал я раздумчиво, – дело в самой империи. Собственно, что мы знаем о ней или о них, их же там несколько!.. Возможно, им просто не до нас. То ли раздирают внутренние войны, то ли там обнищали и не могут послать могучий флот, то ли… не видели смысла делать свою власть здесь прочной и незыблемой.

Он сказал предостерегающе:

– Вот-вот. Не видели. Пока не знали о Тоннеле.

– Уже знают, – сказал я невесело.

– Откуда?

– Императоры держат здесь своих шпионов, – сообщил я. – Это дешевле, чем посылать войска.

Он встревоженно посмотрел по сторонам.

– Дьявол их побери!.. Зачем?

Арчибальд Вьеннуанский предположил:

– Может быть, все-таки предполагают нас со временем завоевать?

Альвар сказал с негодованием:

– Это абсурд!

Я посмотрел на одного, на другого, развел руками.

– А что в нашей жизни не абсурд?.. Она вся сплошной абсурд. Смысл в нее привносим мы сами… иногда. Я вот, как правитель, намерен своими мудрыми законами уменьшить процент абсурдности хотя бы до девяноста процентов, а то и до восьмидесяти пяти. Если, конечно, не будет засухи, саранчи и новой моды на женские шляпки.

Оранжевый полумесяц выбрался из темного, как грех, облака, печально повис над землей. Я попытался вспомнить, старый это или молодой, в детстве учили, что надо слева приставлять вертикальную палочку: если поручится буква «р», то это растущий, молодой, а если рожками в другую сторону, то получается буква «с», это значит – старый…

С палочкой что-то не получалось, полумесяц висит так наклонно, словно собирается совершить самоубийство, прыгнув в эту черную бездну земной ночи.

Я попытался переступить через Бобика, однако тот моментально вскочил и, даже не зевнув, с готовностью помахал хвостом: куда идем?

– Спи, – велел я строгим голосом майордома. – Ты слышал?

Он посмотрел с изумлением, какой ты майордом, говорил его честный взгляд, разве ты не мой родной отец, брат, дед и вообще повелитель, которого я обожаю и за которого отдам жизнь?

– Ценю, – сказал я шепотом. – Я тебя тоже очень люблю.

Он смотрел с ожиданием. Я расцеловал его в морду, поласкал, потормошил, потискал, затем велел шепотом ждать, так как от этого, конечно же, зависит существование человеческого рода, что ему, конечно же, все равно, однако и мне будет несладко, если возьму его с собой.

Я прислушался, за стенкой шатра тихо, только издали доносится приглушенный шум большого военного лагеря, похожий на мерный рокот сурового северного моря.

Стараясь ступать бесшумно, я откинул полог шатра. Но едва высунул голову, справа и слева в темноте послышались тихие голоса:

– Ваша светлость?

– Ваша светлость?

Крепкие воины в доспехах и с оголенными мечами уставились в меня преданными очами.

Я сказал досадливо:

– Хорошо бдите, хвалю. Оставайтесь на местах, я изволю пройтись по лагерю.

– Нам велено вас сопровождать везде, ваша светлость!

Я произнес строже:

– У кого это власти больше, чем у майордома?..

Они остановились неохотно, я видел, как в нерешительности зыркают глазами в поисках того, кто велел от меня не отходить ни на шаг, пусть он со мной и спорит, а я быстро пошел вдоль костров, одних хлопал по плечам, других по спине, пусть телохранители видят, что сюзерен вышел всего лишь пообщаться с солдатами.

Багровые блики пламени костра выхватили из тьмы лица двух солдат, оба ветераны, но один суровый и чисто выбритый, а другой с лихо закрученными усами. Чисто выбритый передал усачу бурдюк с вином, спросил мирно: