Он смотрел на меня без неприязни, с прежним интересом, снова сделал продолжительный глоток, острый кадык дважды дернулся.

– Видел, – ответил он мирно. – В целом, представляю. Весьма интересная константа. Со своей стороны могу заверить, что я не спускаюсь на землю… вообще. Моя цель наверху, а не внизу.

– Багеры? – спросил я.

Он посмотрел с удивлением.

– Что?

– Так называют те небесные корабли, – пояснил я, – что плавают высоко в небе по волнам воздушного моря. Даже океана. Здесь, правда, багеров нет, это на Юге, как мошкары, но здесь есть, как предполагаю, супербагеры, что двигаются гораздо выше. На стационарной орбите, потому их и не видно.

Он смотрел на меня без привычного превосходства небожителя над переползающим дорогу червяком. Глаза расширились, я впервые видел на его лице выражение откровенного изумления.

– Но вы… – проговорил он потрясенно, – откуда знаете?

Рука из воздуха нежно взяла из его пальцев чашу и пропала. Я даже не повел в ее сторону взглядом, мелочь какая, у меня полно слуг с руками и ногами, а не такие вот инвалиды.

– Как откуда? – ответил я с небрежностью. – Когда полетаешь на них, так что тошнит от одного вида, поневоле запомнишь.

– Вы… бывали на них?

– Я ж говорю!

– Где?

– На Юге, – ответил я скромно. – Я там с армией демонов разгромил дворец одного Великого Мага… в самом деле великого, дорогой Сьюманс!.. И его самого превратил в пыль. Да, там могучая магия, а не то, что здесь…

Он смотрел неотрывно в мои глаза, я чувствовал, как старается определить, насколько я вру, и к своему ужасу понимает, что говорю правду и только правду.

– Но… как?

– Была необходимость, – сказал я кратко. – Сейчас у меня необходимость обустроить Гандерсгейм.

Он вздохнул, в двух шагах сгустилось облачко, оттуда выкатилось роскошное кресло, я посмотрел со всей внимательностью, вдруг что-то особое, но, увы, всего лишь богато украшенное и с подушечками снизу и по бокам.

Сьюманс осторожно опустился на сиденье, веки прикрыли выпуклые глаза. Он откинулся на спинку, та с готовностью опустилась. Он полулежал почти минуту, наконец я услышал суховатый голос:

– Вам надо его еще завоевать.

– Вы в этом сомневаетесь? – спросил я.

Не открывая глаз, он покачал головой.

– Нет-нет. Особенно после того, что услышал.

– Спасибо, – сказал я. – Сейчас мне предстоит обустраивать Гандерсгейм. Потом вернусь в Сен-Мари, буду заниматься экономикой и повышением валового продукта. Еще у меня смутные планы насчет Юга… Словом, вы поняли, я не собираюсь мешать добираться до супербагеров, но и маги должны отныне забыть про земли Гандерсгейма.

Веки у него красные и набрякшие, в прошлый раз Сьюманс выглядел бодрее. У меня шевельнулось чувство вины, он мог получать подпитку напрямую из Укрытия Звездной Мощи.

Голос его прозвучал суховато:

– Юноша, вы говорите слишком уверенно. Слишком. Я старался не обращать на это внимание, но вообще-то вы перешли грань…

Я сказал быстро:

– Простите, что прерываю, но лучше, если не скажете то, что у вас крутится на языке. Вы же умный человек, должны понимать, что если я почему-то сменил тон с подхалимского на нынешний, то для этого есть основания.

Он насторожился.

– Объяснитесь.

– С удовольствием, – сказал я и ощутил, что в самом деле объясню с огромным удовольствием. – Вы не могли не ощутить, как та исполинская звездная мощь, что текла в ваши башни… исчезла.

Он побледнел, застыл, затем произнес неуверенно:

– Была большая гроза, могли быть какие-то помехи… Но странно, что это ощутили и вы.

– Ощутил, – ответил я со злорадным торжеством.

– Как?

– Неважно, – сказал я. – А еще чувствую, местным магам теперь придется рассчитывать только на свои силы. Как простым деревенским колдунам. Вот такое у меня простое примитивное чувство.

Он ахнул.

– Ричард! Я боюсь даже подумать… Вы полагаете, что перебой в звездной мощи продлится… долго?

Лицо его стало желтым и совсем усталым, обе руки бессильно повисли по обе стороны кресла, но глаза неотрывно следили за моим лицом.

– Примите новую реальность, – сказал я почти с жалостью. – Если кому-то из магов что-то понадобится внизу, на грешной земле, пусть обращается ко мне. В самом деле обращайтесь, обещаю пойти навстречу. Думаю, это будет дешевле, чем затеять войну. Если вы знаете, что такое рыцарская честь, то понимаете, здесь либо – либо. Или погибну, или вычеркну из списка живых магов любого, вздумавшего вмешиваться в мои дела. Этого требует мое попранное достоинство. А сейчас расстановка сил весьма и зело изменилась. В то же время мир остался таким же… неласковым к проигравшим, вы сами знаете лучше меня.

Он медленно кивнул, лицо еще больше пожелтело, словно и такое усилие отняло силы. Мне показалось, глаза Сьюманса теряют обычный блеск, даже втягиваются в норы, как испуганные зверьки.

– Я не думаю, – прошептал он, – что это продлится долго… Звездная мощь вот-вот снова хлынет к нам…

– И все-таки, – посоветовал я, – разумнее вести себя так, словно она не вернется.

– Это будет ужасно, – проговорил он. – Это будет конец всему.

– У всех у вас есть запасы магии, – напомнил я. – И у всех есть какие-то навыки. Приспособитесь. Хотя прежней роскоши уже не будет. Возможно, опуститесь на уровень деревенских колдунов.

Его лицо болезненно исказилось, а мешки под глазами заметно разбухли и потемнели.

– Вы говорите ужасные вещи… Я вам не верю.

– Искушение, – ответил я, – самый строгий экзаменатор нравственности. Ваши маги этот экзамен не выдержали.

– Но они так много открыли тайн Древних!

– Для себя или для людей?

– Да что люди могут понять…

– Кто двигается вперед в науках, – сказал я и сам ощутил, как это звучит высокопарно, – но отстает в нравственности, тот более идет назад, чем вперед. Хуже того, и других тащит!

Он сказал с напряжением в голосе:

– Боюсь, маги вас не послушают.

– Тогда я их просто убью, – сказал я и пояснил с достоинством: – Жизнь людей, кем бы они ни были, преданных только наслаждению без рассудка и без нравственности, вообще-то не имеет никакой цены. И ценности. Весьма нравственно будет их изъять, дабы породу не портили. Церковь – санитар человечества.

Он покачал головой, глаза его были серьезными и трагическими.

– Не могу поверить, что вы говорите серьезно.

– Сам не могу поверить, – признался я. – Еще вчера я до свинячьего писка страшился вас рассердить!.. А это нехорошо, когда стараешься приноровиться к чьим-то капризам. И сам унижен, и вас начинаешь тихо ненавидеть, как слуги боятся и ненавидят хозяина. Сейчас я говорю с вами с прежним уважением, как с человеком высокой науки, но без дрожи в коленках. Говорю серьезно, хотя для душевного равновесия вам проще не верить человеку неизвестному, я вас понимаю.