— Да где он, черт возьми? — вышел из себя Давид. Зато глаза открыл! И Маша показала ему, где, черт возьми, телефон.

Выудив его из кармана, Дато рявкнул:

— Да! — И уже мягче: — Доброе… А вернее, не очень. Ты чего так рано, Зура? Как? Уже девять? Надо же… Что говоришь? Правда, что ли? Подумать только… — Он убрал телефон от уха и бросил Маше: — Тетя Роза умерла. Как саван дошила, так и умерла. Ровно в семь утра. — И снова Зуре: — Давай позже созвонимся, увидимся. Мне доспать надо. Почему нет? А… Вон как. Ладно, передай, что буду минут через двадцать, тридцать.

И отсоединился.

— Уезжаешь? — спросила Маша, стараясь не выдать недовольства. Она хотела поваляться с Дато в постели, потом заняться любовью, вместе приготовить завтрак, съесть его… Выходной, ей никуда не нужно бежать!

— Черт побери, да… Причем торопиться надо! — Он принялся искать свои трусы. — Быстро в душ и бежать.

— Что случилось?

— Папа уже приехал к нашему дому. Хочет осмотреть место гибели Мухаммеда. Потом поедем туда, где он похоронен.

Трусы наконец нашлись. Дато закинул их на плечи и потрусил в ванную…

Машу даже не поцеловал!

Хотя бы вскользь.

Помрачнев, она перевернулась на живот, обхватила подушку и зарылась в нее лицом. В главном он не меняется! «Первым делом самолеты, ну а девушки потом!» Любые дела важнее ее. Так было раньше, так дело обстоит сейчас, так будет всегда!

— Маш, будь добра, свари мне кофе! — крикнул Дато из ванной.

— Обойдешься, — буркнула она. Но через несколько секунд все же встала, накинула халат и отправилась в кухню. У нее гость, который хочет кофе, и она не может оставить его без желаемого напитка. Воспитание не позволяет.

Кофе был готов как раз к тому моменту, как Дато появился на кухне. В одних трусах, с сырыми волосами, он выглядел очень сексуально. Маша отвела взгляд, чтоб не выдать своего желания.

— Садись, я разолью кофе, — бросила она Дато, отвернувшись к плите. — Будешь еще что-то? Сладости, бутерброд, йогурт?

— Сладости.

— Какие? У меня много всего. От шоколадного торта до сухофруктов.

— Буду твои губы, — услышала она за спиной. Давид подошел к ней и встал сзади. — Прости, я не пожелал тебе доброго утра… — Она почувствовала на своих плечах его руки, в лицо пахнуло мятой.

— Ты нашел новую зубную щетку?

— Нет, пальцем почистил. Дай поцелую.

Она повернулась к нему всем телом. Обняла за талию и, встав на цыпочки, чмокнула в губы.

— Что за детский сад? — нахмурился Дато. — По-взрослому целуй.

— Я зубы, в отличие от тебя, почистить не успела.

— Плевать.

И жарко, «по-взрослому», поцеловал Машу.

— А теперь кофе, — выпалил он, плюхаясь на табурет.

— Так тебе надо что-нибудь еще?

— Нет. — Сделал глоток и передернулся. — Горячий. Оденусь пока.

Маша достала из холодильника сырную нарезку и два пирожных, одно с заварным кремом, второе с ореховой пастой. После насыщенных сексом ночей она просыпалась очень голодной. Сунув в рот кусок «Гауды», она принялась с аппетитом его жевать. Подумав секунду, вновь открыла холодильник, взяла с полки блюдце с помидорами-черри. Она любила есть их вприкуску с сыром.

С набитыми, как у хомяка, щеками она встретила вернувшегося в кухню Давида. Тот, увидев ее, хмыкнул:

— Проголодалась?

Маша энергично закивала — ответить с полным ртом не могла. Прожевав наконец пищу, сделала глоток кофе и почувствовала себя значительно лучше. Голод она переносила с трудом. Хорошо, что ела мало, а то либо стала бы круглой, как шар, либо вечно сидящей на диете неврастеничкой.

Дато залпом выпил кофе и выпалил:

— Все, я побежал. Позвоню сразу, как освобожусь.

И унесся, послав ей воздушный поцелуй.

Оставшись одна, Маша допила кофе. Съела пирожное. Остатки еды убрала в холодильник.

Она помыла кофейные чашки и отправилась в ванную. Чем сегодня заняться, Маша еще не решила. На этот выходной у нее были планы до и после секса с Дато. До — она думала съездить на рынок «Лило», выбрать ткань на шторы, затем отправиться с ней в ателье и заказать пошив. После — остаться дома и провести время с Дато. Но второй вариант невозможен, а первый уже не интересен. Расхотелось ей в «Лило» ехать.

«Останусь дома. Буду слушать музыку и разбирать вещи в шкафах, — решила Маша. — Половину из них нужно выкинуть, остальные рассортировать…»

Маша встала под душ. Взяла шампунь, выдавила на ладонь, затем нанесла на волосы. Пены получилось столько, что она едва ее смыла. Привыкла много шампуня использовать, вот и перестаралась, забыла совсем, что постриглась.

Выбравшись из ванны, она вытерлась и посмотрела на себя в зеркало. Как же волосы теперь укладывать? Она не знала. Раньше все было просто. И все же ей нравился новый образ. Интересно, как его воспримут «змеи из ее террариума»?

Маша расчесалась. И снова посмотрела на себя. Больше тридцати точно не дашь. Неужели это все стрижка?..

Или?

Дато?

Она задрала голову. «Трещинки» никуда не делись. Опустив подбородок, Маша приблизила лицо к зеркалу. Она не выспалась, и мешки под глазами были явно заметны.

Старая?

Нет!

Ей семнадцать, не больше!

Маша выбежала из ванной, схватила сумку, куда запихнула альбом с рисунками Зуры, достала его. Пролистала. Нашла свой портрет эпохи юности, который он предъявлял ей для сравнения. Затем открыла альбом на последней странице. Не чистой, а с рисунком. Стала искать отличия и прикидывать, на какую себя, молоденькую или позавчерашнюю, в данный момент больше похожа. И тут…

Звонок!

Она подпрыгнула от неожиданности. Отложив альбом, бросилась к телефону. Номер оказался незнакомым, но она решила ответить:

— Алло.

— Маша, здравствуй.

— Гамарджоба.

— Это Ираклий. Ты прости меня великодушно за то, что я вчера не приехал.

— Прощаю, — хмыкнула Маша.

— И за то, что не предупредил. Я застрял на горной дороге. Не было возможности позвонить. Приехал ночью и не стал тебя беспокоить.

— Все в порядке, Ираклий. Я не в обиде.

— Нет, не в порядке. Я чувствую свою вину и желаю ее искупить.

— Кровью? — хохотнула Маша.

— Приглашением на поздний завтрак или ранний обед.

— Как-нибудь…

— Нет, сегодня.

— Я не могу сегодня.

— Почему?