«Как бы ее утащить отсюда на пару минут?» — думаю я, но придумать ничего не успеваю.

— Я тоже так хочу. Научи! — У Сары от изумления глаза лезут на лоб. Впервые в ее взгляде, обращенном на Настю, читается не отвращение, а нечто иное. Похожее на священный трепет. Я и сам преисполнен благоговения. Дэмиен здоровее нас всех, а все здоровее Солнышка.

Тьерни искоса смотрит на Дрю.

— Я бы тоже хотела поучиться.

Весь следующий час посвящен импровизированному занятию по самообороне. Вся мебель сдвинута к стенам, пол устлан мягким.

Мне отведена роль хищника и мальчика для битья. Солнышко показывает все уязвимые места на моем теле — от глазных яблок и солнечного сплетения до паховой области — я не прочь, чтобы она подержалась за мои яйца, только не больно, — и ног. Конечно, положение мое незавидное, однако она, слава богу, не настроена покалечить меня, хотя демонстрирует крайне серьезный подход к делу. Совершенно очевидно — для нее это не шутка.

— Боюсь, я могу тебе что-нибудь сломать, — говорю я, когда она снова заставляет меня напасть на нее. В действительности, это я боюсь, что она меня изувечит. Она чертовски сильна.

Солнышко хватает листок бумаги со стола, что-то черкает на нем, сует мне. В ее прищуренном взгляде сквозит вызов, и я пытаюсь не улыбаться.

«Чтобы сломать мне что-нибудь, надо хватать сильней. Не будь размазней!!!!!»

Она провоцирует меня, так как думает, что я стараюсь не причинить ей боль. Правильно думает: я стараюсь. Каждый раз планирую наброситься на нее всей своей мощью, но… не могу. И сдерживаюсь. Она, должно быть, в ярости, раз прибегла к помощи записки, поэтому я действую более решительно. Наконец на полном серьезе пытаюсь повалить ее. И сам оказываюсь на полу. Вероятно, она отрабатывала это движение тысячу раз. Я понятия не имею, как она это делает. Самое печальное, что на этот раз, по-моему, сдержанность проявила она.

Потом, пока все не разбежались, она берет листок и снова что-то пишет. Я думал, она пишет мне, потому что вообще странно видеть ее с ручкой. Но записку она вручает Саре и остальным девчонкам. Потом тотчас же отворачивается и принимается собирать с пола подушки.

Мы пытаемся навести порядок в комнате, а это непросто. Наконец диваны расставлены по местам, на вид вроде бы все нормально. Сара кладет записку Солнышка на край стола и идет на кухню за пивом, и я получаю возможность ознакомиться с ее содержанием. Она написала название студии боевых искусств, которую посещает, а ниже несколько слов, заглавными буквами:

ЛУЧШЕ ВСЕГО — УБЕЖАТЬ, СО ВСЕХ НОГ.

Дрю устраивается на одном конце дивана, рядом усаживает Настю. Я сажусь по другую сторону от нее. Моя нога прижимается к ее ноге, но она не отодвигается, я — тоже. Весь последний час она лапала меня как могла. Казалось бы, уймись уже, сколько можно? Но мне все мало. Мне всегда мало. Хотя какая разница? К концу вечера она наверняка все равно окажется на коленях у Дрю.

— Я знаю, — заплетающимся языком произносит Сара, ставя на стол очередную пустую бутылку из-под пива и плюхаясь на двухместный диванчик. — Давайте играть в «Правду и расплату».

— Туфта, — кричит Дэмиен из кухни, где он шарит по шкафчикам, ища стопки.

— Отстой, — соглашается с ним Крис.

— А я сыграл бы, — говорит Дрю, водя пальцами по руке Солнышка, за что мне хочется дать ему в морду.

— Сыграл бы? — оживляется Сара. Она уже наклюкалась, ей не до скептицизма.

— Ага, если б был тринадцатилетним лузером.

Сара собралась было сказать брату, чтоб тот заткнулся, но Тьерни ее опережает. Перегнувшись через стол на кухне, она спрашивает:

— Что, боишься играть, Дрю?

— Ну да, поджилки трясутся. Тье, напомни-ка мне, зачем ты сюда пришла? — Он берет ладонь Насти, целует ее, потом кладет на свою ногу. У меня внутри все переворачивается каждый раз, когда он ее лапает, отчего я чувствую себя изнывающим от ревности ухажером, которому дали отставку.

— Чтобы сыграть в «Правду и расплату», — невозмутимо отвечает она, обходя стол и забирая стопки из рук Дэмиена. Ставит их на стол, наливает в них текилу. — Играют все. Правила простые: не ответил — выпил. — Она наполняет до краев последнюю стопку и ставит бутылку рядом, не проронив ни капли.

Я думал, у Клэя с Фотографичкой Мишель мозги набекрень от всего, что здесь творится, но они, по-моему, довольны. Полагаю, если ты на вечеринке всего лишь зритель, все происходящее воспринимается как чертовски любопытное развлечение.

— Итак, Дрю. Правда или расплата? — Это исходит от Криса. Мы уже играем четвертый круг. Обстановка стала накаляться сразу после первого, нервы у меня на пределе, я готов уйти домой.

Солнышко, проглотив три стопки текилы, уже заметно пьяна. Она каждый раз выбирала правду, но на вопросы не отвечала: ни в письменной форме, ни жестами. Ее спрашивали, сколько парней у нее было, в каком возрасте она потеряла девственность, в каком самом необычном месте занималась сексом. Она каждый раз выпивала стопку. На последнем круге, когда Пайпер, набравшись смелости, ушла от темы секса и спросила ее, почему она не разговаривает, я поднялся и осушил стопку вместо нее.

— Правда, — выбирает Дрю.

— Долго ты ее обхаживал, чтобы… — Крис осекается, глядя в сторону Насти.

— Чтобы что? Зачем задавать вопрос, если ты даже не можешь его закончить? — Пайпер издевательски смеется.

— Да он испугался, — хихикает Сара. — Знает, что она может задницу ему надрать.

— Этот вопрос можно было бы не задавать. Все и так знают, что она с ним трахается. Какая разница? — говорит Дэмиен.

— Неважно, — возражает Тьерни. — Вопрос задан. Отвечай или пей.

Дрю смотрит на Настю, и, если б я не наблюдал за ними, возможно, просмотрел бы, как они переглянулись. Но я наблюдал и знаю, что между ними произошел некий немой диалог, на что остальные не обратили внимания. Сама игра меня вообще достала, но это раздражает еще больше.

— На вечеринке у Тревора Мейсона. Вторая неделя учебного года.

— Два месяца назад, — констатирует Тьерни. — Да ты у нас рекорды ставишь, Дрю! — Она вроде как язвит, но враждебности ее тону почему-то не хватает.

Треп продолжается, но я больше не слушаю. На вечеринке у Тревора Мейсона Дрю в хлам напоил Солнышко, после чего она почти всю ночь проторчала на полу в моей ванной. Я тогда так испугался, что у нее алкогольное отравление, что чуть не отвез ее в больницу. Он ее трахал, а я убирал за ней блевотину.

В душе мне хотелось верить, что он ее пальцем не тронул, — по крайней мере, в том смысле. Но я не спрашивал, потому что верил в это лишь отчасти. Я не исключал другой возможности, и, если между ними действительно что-то было, я не хотел искать этому подтверждение.

— Дрю, — обращаюсь к нему я, и мне плевать на то, что голос у меня сердитый. — Выкладывай правду.