— Что случилось? — спросил он. — Ведь ты меня немножечко любишь, правда? По-моему, твой доктор отнесся ко всему спокойно, он был со мной очень обходителен и сам посоветовал пойти утешить тебя.

Тут на пороге появилась Хенни. Своими быстрыми, как молния, жестами она показала, что ее «доктор-сын» собирается куда-то уехать и предлагает нам остановиться здесь.

— Что она говорит? — поинтересовался Джулиан с тревогой в голосе. — Черт возьми, такое же дурацкое чувство испытываешь, когда кто-то говорит при тебе на иностранном языке. Чувствуешь себя не в своей тарелке.

— Подожди меня здесь, — велела я, а сама бросилась в дом, взлетела на второй этаж и вбежала в комнату Пола. Он укладывал вещи в чемодан.

— Что случилось? — воскликнула я. — Почему ты уезжаешь? Ведь это твой дом. Лучше я уеду. Возьму с собой Кэрри и навсегда лишу тебя своего присутствия!

Он обернулся и посмотрел на меня долгим взглядом, в котором читалась боль. Затем вновь начал собирать чемодан.

— Кэти, ты уже лишила меня жены, которую я рассчитывал получить, так не лишай меня хотя бы дочери. Кэрри как будто плоть от плоти моей, я с ней сроднился, к тому же твой образ жизни не пойдет ей на пользу. Пусть она остается с Хенни и со мной, и у меня будет хоть что-то в жизни, что я могу считать своим. Я вернусь до твоего отъезда… Да, а ты знаешь, что отец Джулиана очень серьезно болен?

— Джорджес болен?

— Да. Ты ведь не знала, что вот уже много лет он страдает болезнью почек, а последние несколько месяцев живет исключительно на искусственной почке. Боюсь, он долго не протянет. У него другой лечащий врач, не я, но к использую любую возможность, чтобы его навестить, в основном чтобы узнавать новости про вас с Джулианом. А теперь лучше уйди, не вынуждай меня говорить то, о чем мне потом придется жалеть.

Я убежала к себе и рыдала, зарывшись в подушку, пока в комнату не вошла Хенни.

Сильные, по-матерински ласковые черные руки погладили меня по спине. Выразительные черные глаза с поволокой говорили без слов. Она что-то показала мне жестами, а потом достала из кармана фартука заметку о моей свадьбе с Джулианом, вырезанную из местной газеты.

— Хенни, — простонала я, — что же мне теперь делать? Ведь я замужем за Джулианом, не могу же я теперь развестись! Ведь он так привязан ко мне, так во мне нуждается!

Хенни пожала своими богатырскими плечами, показывая, что человеческая природа для нее так же непонятна, как и для меня. Потом показала знаками:

— Большая сестрица всегда приносила массу проблем. Одного мужчину ты уже обидела, так зачем обижать двоих? Доктор — хороший человек, сильный человек, он переживет это несчастье, а вот твой танцор может и не пережить. Вытри слезы, не плачь, а лучше улыбнись пошире и спускайся вниз обнять молодого мужа. Все, что ни делается, все к лучшему. Вот увидишь.

Я последовала ее совету и спустилась в гостиную. Мне пришлось сказать Джулиану, что его отец при смерти. Его и без того бледное лицо стало белее мела, он принялся нервно кусать губу.

— Неужели все настолько серьезно? — едва выговорил он.

Мне всегда казалось, что Джулиан достаточно равнодушен к отцу, поэтому его реакция меня даже удивила. Тут в комнату вошел Пол, он держал в руках чемодан.

— Давайте я отвезу вас в больницу, — предложил он. — И помните: в моем доме достаточно комнат, так что даже и не думайте останавливаться в гостинице. Живите у меня, а я вернусь через пару дней.

Он вывел автомобиль из гаража, мы с Джулианом сели на переднее сиденье, и машина тронулась. За всю поездку мы не проронили ни слова. Наконец Пол остановился возле главного входа больницы, высадил нас, и я еще долго смотрела вслед удаляющейся машине, увозившей его в ночь.

Джорджес лежал в отдельной палате, при нем постоянно находилась мадам Мариша. Увидев его, я просто не поверила своим глазам! Господи, как он исхудал! Краше в гроб кладут. Лицо его приобрело какой-то серый оттенок на фоне смертельной бледности, кости выпирали из-под кожи, так что по нему можно было изучать анатомию. Мадам Мариша сидела, склонившись над ним, и вглядывалась в его изможденное лицо; глаза ее, казалось, молили: держись, не сдавайся, не умирай!

— Милый, милый, — повторяла она, словно разговаривала с ребенком, — не уходи, не оставляй меня одну! Ведь у нас еще все впереди! Ты должен увидеть, как твой сын станет звездой… Милый, держись, не покидай меня!

После этих слов мадам Мариша взглянула на нас, и как всегда строго произнесла:

— Ну, Джулиан, наконец-то ты явился! И это после стольких телеграмм! Может быть ты их просто рвал одну за другой и танцевал на обрывках, словно ничего не происходит?

Я с удивлением взглянула на Джулиана, потом на его мать.

— Милая мама, — холодно проговорил он, — мы были на гастролях, и ты прекрасно об этом знаешь. У нас есть договоры, контракты, поэтому мы с женой вынуждены соблюдать свои обязательства.

— Ты бесчувственная скотина! — прорычала она и сделала Джулиану знак подойти ближе. — А теперь скажи что-нибудь ласковое этому человеку, — она перешла на свистящий шепот, — или ты пожалеешь, что родился на свет!

Джулиану стоило больших усилий набраться мужества и подойти к постели умирающего, так что мне даже пришлось его подтолкнуть, а его мамаша в это время рыдала, уткнувшись носом в розовый носовой платок.

— Здравствуй, отец, — только и смог выдавить Джулиан. —Мне очень жаль, что ты так болен.

Произнеся эти слова, он тут же отошел и крепко обнял меня. Я почувствовала, что он весь дрожит.

— Любовь моя, милый мой, дорогой, — снова запричитала мадам Мариша, принимаясь гладить его слипшиеся темные волосы, — открой глазки и посмотри, кто пришел. Наш мальчик пролетел тысячи километров, чтобы быть в эту минуту рядом с тобой. Видишь, это Джулиан и его жена. Едва узнав, что ты болен, они все бросили и прямо из Лондона помчались сюда. Открой глазки, сердце мое, посмотри на него, на его жену, какая это красивая пара! Ну, пожалуйста, открой глазки!

Бледный призрак на постели разомкнул тяжелые веки, тщетно пытаясь сфокусировать взгляд на нас с Джулианом. Мы стояли в изножье кровати, но он, казалось, нас не видел. Мадам встала и подтолкнула нас поближе, перерезав Джулиану пути к отступлению. Джорджес открыл глаза пошире и едва заметно улыбнулся.

— А, Джулиан, — выдохнул он. — Спасибо, что пришел. Я должен многое тебе сказать, мне уже давно следовало это сделать. — Он запнулся и остановился. — Я должен был…

Внезапно он откинулся на подушку. Я думала, что он продолжит, но он молчал. Мадам страшно закричала, вбежали доктор и сестра, они выставили нас за дверь, чтобы попытаться оживить бездыханное тело.

Мы представляли собой жалкое зрелище, сгрудившись кучкой в холле больницы. Наконец появился седовласый врач и сказал, что сделал все, что в его силах. Все было кончено.