Вода в котелке уже закипала, когда она спиной почувствовала чей-то напряженный взгляд Анжелика оглянулась Гарет каким-то образом умудрился усесться, опираясь спиной о ствол дерева. Она-то надеялась, что управится с раной еще до того, как Доусон придет в себя. Не вышло.

Тем временем Анжелика успела бросить в кипяток нужные травы, снять с огня второй котелок – поменьше – и поставить его на землю возле Гарета. В сумке еще оставались чистые бинты. Чувствуя на себе все тот же пристальный взгляд, Анжелика осторожно откинула одеяло Увидев грязную тряпку, она сердито поморщилась

– Гарет, я должна сменить повязку, – как можно решительнее сказала она – Наверное, тебе будет больно

Гарет, все так же лихорадочно блестя глазами, замотал головой что было сил.

– Нет, нет, я управлюсь сам

– Послушай, ты сейчас слишком плох, чтобы самому заниматься раной! – И она решительно положила руку на повязку, набираясь духу, чтобы сорвать ее одним движением и причинить как можно меньше боли. Но Гарет перехватил ее руку и мрачно пробурчал:

– Я сказал – нет!

Анжелика с мольбой взглянула в помутившиеся от страдания черные глаза и зашептала

– Но почему, Гарет?' Почему ты мне не веришь? Ведь ты болен. Рана сильно воспалилась. Если оставить ее как есть, ты не сможешь ехать дальше!

– Что я слышу – уж не собираешься ли ты меня лечить, шлюха? Но с какой стати? Разве тебе не хочется поскорее получить свободу? Тогда ты вернешься в Реал– дель-Монте. И тебе не придется целый год отрабатывать свой долг… в моих постылых объятиях…

– Гарет, я же сказала, что ни о чем подобном не думала…

– Нет, – гнул свое Гарет. не обращая внимания на ее протест. – Нет, я сам о себе позабочусь!

При виде упрямо выпяченного подбородка у Анжелики тоскливо сжалось сердце. Доусон явно ничего не соображал. Следовало немедленно найти способ убедить его. Он должен ей поверить. Она сделала глубокий вдох. Оставался только один путь.

Анжелика медленно наклонилась и легонько коснулась губами его рта. Тут же его рука легла ей на затылок, запутавшись в густых темных волосах. Однако он все еще сопротивлялся ее чарам, и Анжелике пришлось вложить в поцелуй всю нежность, отчего ее собственное сердце забилось гулкими неровными толчками.

Нехитрый трюк, который должен был помочь сломить упрямство Гарета, равным образом подействовал и на нее: она сама не заметила, как поцелуй становился все более страстным, а тело привычно искало поддержки в кольце уверенных сильных рук. Анжелика снова и снова целовала его губы, и ямку на подбородке, и колючую щетину на щеках, когда наконец Гарет привлек ее к себе и ответил на поцелуй так, что у нее захватило дух. Теперь их сердца бились в унисон – часто и сильно. Она снова с мольбой посмотрела ему в глаза:

– Видишь, Гарет, мне хорошо в твоих объятиях! Вот… послушай, как бьется сердце. – Она сильнее прижала широкую ладонь, лежавшую на груди. Все так же заглядывая ему в глаза, она продолжала: – Гарет, я не собираюсь идти на попятный. Я заключила договор сама, по доброй воле. Ты был очень щедр со мной. Благодаря тебе мой брат скоро поправится. И мне больше нечего желать – кроме того, чтобы воздать тебе сторицей, – и она добавила хрипловатым низким шепотом: – Ты купил меня, Гарет, и заплатил сполна – все это правда. Но я сделаю все, чтобы ты не пожалел о потраченных деньгах. Поверь, что я говорю честно, ты ведь был честен со мной. Пока мы будем вместе, мы сможем дать друг другу многое… очень многое. Но сначала тебе придется поверить мне, Гарет…

Анжелика зарделась, смущенная собственными дерзкими речами, и немного отстранилась, напряженно следя за его лицом. Гарет молчал – он явно пытался взвесить ее слова. Потом привлек к себе и жадно поцеловал. Однако силы покидали Гарета, и не без сожаления ему пришлось разомкнуть объятия.

– Я не в состоянии противиться тебе, Анжелика. Ты сильнее, чем жар у меня в крови. Милая, я сдаюсь. – Он покачал головой, легонько поцеловал ее в губы и устало промолвил: – Делай что хочешь, Анжелика. Ради тебя стоит рискнуть… была не была…

Его руки бессильно разжались, Анжелика с облегчением перевела дух и уселась на корточки возле раненого. Трясущимися руками она опустила в горячую воду чистые тряпки. Настал черед присохшей к ране грязной повязки. Как можно решительнее она отодрала ее от кожи – и ахнула, не поверив своим глазам:

– И ты… ты допустил такое только потому, что сомневался во мне?! Ты был готов умереть от заражения, но не…

– Я свалял преогромного дурака, Анжелика, – горько рассмеялся Гарет. – И думаю, не в последний раз. Единственное, в чем я уверен, – ради тебя я готов пойти на все.

– Ну ладно, малый, валяй выкладывай! Что там стряслось? Тебя отшили? Девчонке показалось мало того, что ты смог предложить?

Питер замялся, нерешительно поглядывая на раздраженную физиономию старшего брата, сидевшего во главе стола. Мери хранила упорное молчание. Ей явно было не по себе. Питеру вовсе не хотелось, чтобы возникшее между их троицей несогласие переросло в настоящую вражду. Он почел за благо потихоньку убраться из столовой, но резкий окрик Брока остановил брата на полпути.

– Эй, я, кажется, задал вопрос! И надеялся, что тебе хватит хороших манер, чтобы ответить, прежде чем уйти!

– А если мне кажется, что это не твое дело? Брок медленно встал из-за стола, побагровев от гнева. Но сдержался, и в его голосе прозвучала печаль:

– Малыш, не забывай, что мы с тобой одной крови. И мне небезразлично то, что с тобой творится, и больно видеть тебя несчастным. Я уже смирился с тем. что ты привезешь девчонку с собой. – Он покосился на встревоженную жену и сокрушенно покачал лохматой головой: – Мери мне все уши прожужжала и кое в чем добилась своего. Оно и верно: дело не в том, какова кажется девчонка мне. Важно то, что увидал в ней ты. Надеюсь, что тебе по крайней мере хватило ума не звать ее замуж… – Брок упрямо качнул головой, услыхав сдавленное восклицание Мери, и продолжил: – Впрочем, что бы ты там ни решил – это твое дело. Я больше не стану на тебя давить и пытаться переубедить. – Он замолк и внимательно всмотрелся в застывшие черты младшего брата. Однако тот по-прежнему молчал, и Брок добавил: – Но ради всего святого, парень, мы целый день ждали, с чем же ты вернешься. Не заставляй нас ждать и дальше…

Питер отчаянно затряс головой. Под тонкой кожей проступил яркий румянец, а голос прозвучал непривычно глухо:

– Поздно же ты опомнился, Брок. Но коли тебе так неймется, я скажу напрямик. Я ее не видел.

– Не видел?.. – Брок ошалело уставился на брата. – Ты что же, передумал? Ведь ты…

– Передумал? – обреченно рассмеялся Питер. – Я просто вел себя как последний дурак, не поверив, что на асиенде мне сказали правду! Мне пришлось отправиться к ней домой… и самому убедиться, что она уехала…

– Уехала?!

Слова застряли у Питера в горле, и он сокрушенно кивнул. Наконец он нашел в себе силы продолжать – ив каждом слове слышалось отчаяние: