немецкие пули и осколки прошивали гофрированное тело самолета. Несколько раз казалось, что простреленная насквозь машина падает, но командир экипажа, опытный летчик-инструктор дотянул-таки до своего аэродрома.

Бомбардировщик «плюхнулся» на взлетно-посадочную полосу и загорелся. Задыхаясь от дыма, Хоменко вывалился из кабины на землю. Кто-то схватил его за воротник летной куртки и оттащил подальше от машины, сбил огонь с обмундирования.

Пылающий самолет погасили, но он продолжал дымить, и едкая гарь стелилась по земле. ТБ‑3 был похож на старого, отжившего свой век и поверженного в бою монстра. Хоменко смотрел на бомбардировщик и с горечью думал, что теперь и он, как десятки других летчиков и штурманов, остался «безлошадным». Сгорел самолет, и никто не заменит его.

22 июня в 4 часа утра от первого удара немецкой авиации по Кременчугскому аэродрому пострадали или были уничтожены десятки самолетов. Уцелело несколько машин, среди которых и его «тэбэшка». Теперь и ее нет.

После недолгого лечения в медсанбате курсант Хоменко оказался в резерве, в компании таких же, как он, летчиков, штурманов, стрелков, радистов, оставшихся без самолетов.

Это потом, после Победы, он узнает страшные цифры потерь авиации в первый день войны. А тогда ни о чем подобном «сталинские соколы» не подозревали.

Впрочем, дальнейший разговор с немецким пилотом складывался намного удачнее, чем его начало. Летчик сказал, что ныне владеет аэроклубом, обучает летать других и по-прежнему много летает сам. А сверху, как известно, видно многое. И потому он владеет ценной информацией.

Например, где американцы разворачивают свои военные базы, на которые доставляются ракеты с ядерными боеголовками. Понимая, что слова остаются словами, немецкий летчик передал Хоменко карту с нанесенными базами на территории Западной Германии, а также отснятую кинопленку. Он не просил оплату, но высказал пожелание, чтобы руководство СССР приняло необходимые меры по противодействию американской экспансии. А закончил встречу словами: «Я не желаю воевать. И не хочу, чтобы воевали мои дети».

Да, эти слова вслед за вчерашним противником мог повторить и советский подполковник Хоменко. Он тоже за свою жизнь навоевался вдоволь.

…В мае 1942 года началась Харьковская наступательная операция Юго-Западного фронта. Советское командование возлагало на нее большие надежды, рассчитывая перехватить инициативу у немцев.

Войска правого крыла Южного фронта стояли в обороне и должны были поддержать с юга наступающую группировку. Людей, как всегда, не хватало, и в пехотные части под Харьков направили почти весь летный резерв фронта — 900 человек.

17 мая враг бросил в наступление 11 дивизий армейской группы «Клейст» против наших двух армий Южного фронта. Отразить этот мощный удар советские войска не смогли. Сложилась критическая обстановка.

23 мая армейская группа «Клейст» соединилась с частями 6‑й армии, наступающими с севера, и перерезала нашим частям, действующим на барвенском выступе, пути отхода. Попытка деблокировать окруженные соединения успеха не имели. Войска понесли большие потери.

Позже Александр Хоменко будет вспоминать: «За время пребывания в «летном» резерве мы успели сдружиться и писали ребятам, отправленным сражаться под Харьков. Никто ответа не получил. А вскоре стало известно: не подготовленные к боям на земле, в пехотных подразделениях «сталинские соколы» остались лежать на полях сражения».

Курсанту Хоменко повезло: из тысячи летных резервистов сотню человек послали не на фронт, а в тыл, в Ташкент, в стрелковое училище имени В.И. Ленина.

Обучали пехотному делу крепко. Дисциплина — железная. И это их, «властителей неба». Все внутри закипало и восставало против пехотной муштры. Они писали возмущенные рапорта, требовали отправить их на фронт, но по специальности. Однако гордых «летунов» быстро спустили с неба на землю, дали в руки лопаты, и стали обучать первой пехотной заповеди — чем глубже окоп, тем дольше жизнь.

Занятия в классах проводились изредка, остальное время — в поле. Учили воевать, выживать в бою. Полгода срок малый, но основы пехотных знаний заложить успели.

В августе 1942‑го Александр Хоменко стал лейтенантом и был направлен на фронт. Их эшелон разгрузили на берегу Волги и отправили в Астрахань, в строю, пешком. Как скажет он потом: «Пылили недели полторы…» Попадали под бомбежки, хоронили погибших и вновь в дорогу. Так добрались до пункта назначения, где и вошли в состав 248‑й стрелковой дивизии. Это потом она станет и Одесской и Берлинской, а тогда, уже дважды уничтоженная, формировалась заново, в третий раз.

Его, девятнадцатилетнего лейтенанта, назначат командиром разведывательной роты 899‑го стрелкового полка. А вскоре он получит свою первую разведзадачу — во главе группы разведчиков, с радиостанцией, на двух бронемашинах убыть в калмыцкие степи и выяснить, где располагается противник и чем занимается.

Что ж, приказ есть приказ. Собрались и вышли в поиск. Вот тогда впервые и вспомнил Александр слова русской народной песни: «Степь, да степь кругом, путь далек лежит». Тот, кто написал ее, степь знал прекрасно. В отличие, например, от него, выросшего у моря. Выгоревшая жухлая трава, пыль, земля плоская, как сковородка, до самого горизонта, глазу не за что зацепиться.

Блуждали день, второй. Кругом пустота. Ни намека на своих. Раз-другой встретили местных жителей, однако всем своим видом те показывали, что совсем не рады красноармейцам. На вопрос о немцах лишь пожимали плечами. И это было еще полбеды, ведь на вопрос о колодцах они отправляли в противоположную сторону.

К исходу вторых суток блужданий разведчики заметили немцев. Впрочем, не заметить их было невозможно. Катили по степи нагло и открыто, без маскировки и даже боевого охранения. Ох как закипела злость в душе у комроты Хоменко: ударить бы из всех стволов по этим наглым фашистским мордам. Но это означало только одно: и самим погибнуть, и боевую задачу не выполнить. Потому машины скатили в овражек, как могли замаскировали, а сами едва высунувшись из укрытия, вершили главное дело разведки — глядели во все глаза, вели подсчет живой силы и техники, определяли направление движения. И так несколько суток подряд. Потом возвратились в дивизию с серьезными и важными сведениями о противнике.

…У человека не воевавшего слово «наступление» вызывает, как правило, положительные эмоции. Да и то, правда, ведь ты гонишь врага, а не он тебя. Однако на деле бывает всякое. Случается, враг собирается с силами и на каком-то участке бросается в контрнаступление. Приходится откатываться назад. В одну из наших встреч Александр Андреевич назвал такое состояние «дурными» качелями. Думается, очень точное определение.

Многосуточное, изматывающее, с боями продвижение вперед, в условиях бомбежек, артиллерийских обстрелов, неожиданных танковых ударов испытал он и его боевые товарищи по полку при наступлении на город Элисту и дальше — на Ростов-на-Дону.

Сначала страдали от