* * *

Я старательно учусь твистовать в предвкушении вечеринки по случаю конца семестра — ее традиционно организуют шестиклассницы для первоклассниц. Патриция, не особая любительница вечеринок, не приходит, но староста школы оказывает мне честь, приглашая меня станцевать с ней «Веселых Гордонов». После сэндвичей и варенья мы играем в разные игры, в том числе в «музыкальные коленки» (думаю, моей матери и мистеру Роперу эта игра удалась бы), а потом танцуем под записи поп-музыки, но, к сожалению, не твист: это какие-то бесформенные, беспорядочные танцы, в которых танцоры хаотически шаркают ногами, хватаясь руками за невидимые веревки.

Но это не важно; в моем табеле за семестр отличные оценки и отзыв: «Руби прилежно учится, очень приятно иметь в классе такую ученицу». Я торжествующе размахиваю табелем сначала перед Банти, затем перед Джорджем и, наконец, перед Патрицией, но ни у кого из них табель не вызывает интереса, даже когда я приклеиваю его скотчем на дверь своей комнаты снаружи.

Конец года обращается всумеречную зону[37]из-за прибытия только что осиротевших Дейзи и Розы. Они спят в ныне опустевшей кровати Нелл, и я ни разу не видела, чтобы они плакали. Тетя Бэбс — будем надеяться, она уже воссоединилась со всеми недостающими частями — наверняка послала им весть из мира Духа, но если и так, они со мной не поделились. Банти неустанно распространяется о том, какие они воспитанные девочки, — думаю, она имеет в виду, что они постоянно молчат.

Я ложусь и засыпаю задолго до боя новогодних колоколов, но незадолго до полуночи меня будит Патриция — пьяная и полная желания повспоминать ушедший год. С ней почти пустая бутылка хереса «Бристольский крем», из которой она по временам отхлебывает. Я от хереса отказываюсь. Патриция планировала встречать Новый год на пустоши Нейвзмайр, на заднем сиденье старенького «зефира» Говарда, но они поссорились.

— Он решил, что станет бухгалтером. — Патриция уже пьяна и говорит невнятно. Она пытается зажечь сигарету — я читаю у нее на лице отвращение.

— А ты сама кем хочешь быть? — осторожно спрашиваю я.

Она задумчиво выдувает струю дыма, рассыпая повсюду пепел.

— Не знаю, — подумав, отвечает она и добавляет после паузы: — Наверно, просто счастливой.

Из всех устремлений Патриции это почему-то кажется мне самым нереалистичным.

— Ну что ж, — говорю я, когда колокол на ближайшей церкви начинает отбивать приход нового, 1964 года. — Если бы у меня была лампа Аладдина, то ты именно это и получила бы.

Но тут я присматриваюсь к сестре и обнаруживаю, что она спит. Я забираю у нее из пальцев горящую сигарету и старательно тушу о последнюю картинку в календаре «Старая добрая Англия», изображающую хорошенький сельский домик с фахверками и соломенной кровлей, с розами у двери и дымком, вьющимся из трубы.

Конец бурской войне! На улицах весь день ликовали толпы. По счастливой случайности в это время на поле Святого Георгия стояла большая передвижная ярмарка, и Нелл с Лилиан надеялись побродить среди освещенных газовыми фонарями павильонов и ощутить себя частью толпы, охваченной патриотическим восторгом. Альберт ушел на рыбалку со своим приятелем Фрэнком, а Том уже не жил дома — он переселился в меблированные комнаты на Монкгейт. Лилиан было уже пятнадцать лет, Нелл — четырнадцать, и обе работали. Лилиан — в упаковочном отделе фабрики «Роунтри». Когда она бросила учебу в школе, Рейчел сначала отдала ее в прислуги, но в одно прекрасное утро Лилиан встала на кухне, скрестив руки, и заявила, что не будет ни за кем выносить дерьмо. Нелл каждый вечер молилась, чтобы сестра нашла другую работу, потому что им очень нужны были новые ботинки, а Рейчел сказала, что не будет им никаких ботинок, пока Лилиан не начнет опять приносить жалованье. Подошвы старых ботинок уже протерлись насквозь, и сестры ступали ногами в чулках прямо на мостовую.

Нелл почти ничего не зарабатывала — она только что поступила в ученицы к модистке на Кони-стрит, и обе девушки отдавали Рейчел весь свой заработок до единого гроша, а она, ворча, возвращала им несколько медяков. Новые ботинки они все же получили раньше, чем Лилиан устроилась на работу, потому что в одно прекрасное утро Лилиан, разозлившись из-за рваных ботинок, попросту пошла на улицу босиком, и Рейчел, красная от злости, была вынуждена дать им денег на новые ботинки во избежание позора.

— Можно, мы после ужина сходим на ярмарку?

Спрашивала, конечно, Лилиан — Нелл была слишком робкая, и Лилиан все, что можно было, говорила за нее. Рейчел посмотрела сквозь Лилиан и сделала вид, что не слышит.

— Скажи «пожалуйста»! — шепнула Нелл сестре на ухо.

Лилиан скривилась:

— Ну пожалуйста, можно, мы после ужина сходим на ярмарку?

— Нет.

— Почему?

— Потому что я сказала «нет», — ответила Рейчел, смотря на них как на идиоток.

Потом взяла стопку чистого белья и вышла из кухни. Лилиан схватила с кухонного стола деревянную ложку и швырнула в удаляющуюся спину Рейчел. Та в отместку дождалась, пока сестры вошли к себе в комнату, и заперла дверь, чтобы они не могли выйти.

* * *

Они сидели на полу в спальне и шнуровали новые ботинки. Ботинки были из черной мягкой кожи — у сестер сроду не бывало такой дорогой обуви.

— Она узнает, — сказала Нелл, глядя на еще не исцарапанные, блестящие мыски своих ботинок.

— Мне плевать, — сказала Лилиан, вскочила с пола и подняла раму окна.

Они все еще жили на Уолмгейт — в обшарпанной квартирке на втором этаже, окнами в трущобный внутренний двор. Под окном спальни было сыро и воняло канализацией; плиты вымостки заросли склизким зеленым мхом. Но через большую щель меж камней когда-то пробилось дерево сирени, — видно, семечко занесло в темную расселину Уолмгейт из какого-нибудь города-сада для богатых. Кора у дерева была грубая, изодранная, будто кто-то огромной вилкой исцарапал ствол, но цветы — пышные и благоуханные, не хуже, чем в каком-нибудь богатом квартале. В прошлом году Лилиан дотянулась из окна, отломила большую ветку и поставила в старом кувшине у них в спальне, и запах сирени подбадривал сестер несколько недель.

Нелл расчесала сестре волосы и завязала ленты, а потом Лилиан сделала то же самое для Нелл.

— Ветки нас никак не выдержат, сломаются, — зашипела Нелл, когда Лилиан перекинула ногу через подоконник.

— Нелли, не суетись, — шепнула в ответ Лилиан, уже хватаясь одной рукой за ветку.

— Лили, побереги ботинки! — прошипела Нелл, когда Лилиан поехала вниз по стволу.

Лилиан встала под деревом и сказала:

— Нелли, это очень просто, давай.