Есть такой тип людей, которые не любят тех, кто сделал им добро. И ведь спросишь, так не поймут… или начнётся – не так смотрел, делал добро без должного почтения…

Не знаю, какая уж там ситуация с Берти, да и желания узнавать нет никакого. Проглядел…

На лекциях по психологии нам рассказывали о подобных психотипах, но вот поди ж ты… столкнулся вживую и не опознал. Очень неприятно, всегда считал себя человеком прозорливым, с хорошо развитой интуицией и чуйкой. Не безосновательно.

Ошибался нечасто, всего трижды, если считать именно сознательный возраст, лет… да где-то с четырнадцати. Кураторы… но там понятно, всё-таки люди подготовленные, опытные, да и Система, а не абы кто, не мелкие мошенники с чёрного рынка.

А вот третий раз – психопат, так-то! И думай сейчас – является ли Берти особо талантливым манипулятором, прошедшим спецподготовку, или психопатом. Теоретически возможна и спецподготовка, не спорю – братство с некоторой натяжкой можно отнести к Системе.

Но… возраст у Берти для серьёзных Игр маловат. Всерьёз думать, что такую подготовку бывший компаньон начал проходить в детстве, категорически отказываюсь. Так-то всё может быть, особенно если вспомнить знаменитую Теорию Заговора. Все эти Правящие Миром Семьи и прочее… Но в случае такой подготовки я бы и не заметил, что пакостит мне именно Берти! Случайности, посторонние люди… кто угодно, но не он. А значит, психопат.

Насколько он вменяем, проверять не хочу, да и возможностей не хватит. Старые Семьи, это вполне серьёзно – хотя бы из-за родственных и дружеских связей. Тронь такого! Это если официально.

А если нет… как бы погано это не звучало, но Нет человека, нет проблемы[135] подходит в данном случае идеально. В тот раз облагодетельствованного мной психопата вовремя остановили, всё-таки на учёте стоял, отслеживали. Курс уколов, беседы с добрым психиатром и судебное предписание, с запретом приближаться ко мне каким-либо способом.

Перетерпеть мелкие пакости я смог бы, не проблема. Но галлюциногены в пиве… перебор, как ни крути. После таких экспериментов можно загреметь в дурку, а с учётом уровня спецов там и остаться.

– Стоп! А ведь и остальные пакости такого же рода, когда окружающие могут принять тебя за психопата. Зачем?

Ловлю себя на том, что начал грызть заусенец на мизинце – старая, детская ещё привычка, появившаяся после переезда и травли в школе. Так… а вот это странно. Возможно конечно, что Берти просто зациклился именно на сумасшедшем доме. Если он сам туда попадал или имел беседы с психиатром в частном порядке, мог и зафиксироваться. А если нет? Почему тогда так настойчиво подводит меня именно к дурке? К тому, чтобы в глазах окружающих я выглядел не вполне адекватно.

Сумасшедшие дома сейчас весёлые… кастрация, лоботомия, эксперименты самого садистского толка. Особенно если опекун разре…

– Точно! – Бросаюсь перечитывать составленный перед нефтяной аферой контракт и ожидаемо не нахожу ничего интересного, – ответственность сторон, взаимные обязательства…

Переписав контракт так, чтобы оставить за скобками некоторые подробности, хватаю такси и еду в Нью-Джерси.

– … можно трактовать и таким образом, что при вашей недееспособности компаньон станет вашим опекуном. Вы закрыли контракт официально?

Адвокат кивает с мрачным удовлетворением, читая всё по моему лицу.

– Как обычно, – саркастически произносит пожилой специалист, – ну что, расписывать ваши дальнейшие телодвижения?

– Д-да.

– Я так понимаю, всё это как бы невзначай? – Киваю мрачно, это надо же так облажаться… Но ситуации это не меняет – психопат Берти или просто сволочь, нацелившийся на деньги бывшего компаньона. Если сволочь, то… всё равно эти деньги он мысленно уже считает своими. Не простит. Не сейчас ударит, так через пять лет или через двадцать пять.

* * *

Дюк Уоррингтон будущее светило юриспруденции, в чём не сомневается ни он сам, ни окружающие. Таланты Дюка в данном случае особой роли не играют, дело в родственных связях. Отец, дед, прадед… несколько поколений Уоррингтонов заседают в Верховном Суде, служат сенаторами и конгрессменами.

Впрочем, нужно отдать ему должное, Дюк по-настоящему хорошо учится и пусть не хватает с неба звёзд, но студент он цепкий и старательный. Немалую роль в понимании законов и законотворчества даёт тот факт, что с детства он слышит разговоры юридического толка, причём не от служащих захудалых адвокатских контор, а от людей, которые эти законы и придумывают.

Единственный (простительный, как по мне) недостаток Дюка заключается в стремлении везде и всюду быть вожаком, Альфой. Вожак из него не самый плохой, альфовость вылезает у него почему-то в виде наставничества.

В социалистической системе из него вышел бы прекрасный вожатый, учитель, а чуть погодя и директор школы. Хм… или парторг.

Парень неглупый и в большинстве случаев его идеи скорее полезны… да и связи, не без того. Формирует устойчивый круг вассалов и младших друзей, обязанных ему чем-то. Настоящий политик.

Просчитать его несложно… политик в определённых ситуациях обязан соответствовать, особенно если ему лично эти ситуации не грозят подвохом.

– Контракты? – Слегка нетрезвый Дюк благодушен и его тянет на благодеяния, – а они у вас есть-то?

– Я в прошлом году бухгалтерскую поддержку обязался оказывать, – поднял руку поднявший тему Марк Ротбер, – с небольшой гостиницей контракт.

– Тащи! – Машет рукой Дюк, – все тащите, у кого что есть! На примере проще пояснять, где вы что налажали сами, где вас обвели вокруг пальца и как можно было сделать лучше.

Зака нет по семейным обстоятельствам и потому некому остановить юридическую вакханалию в доме братства.

– Закрой, – настоятельно говорит Дюк, – едва глянув в мой контракт. Берти и Зак… надо же, это ты тогда с нефтью…

Глянув умными и неожиданно трезвыми глазами, будто заново меня оценил.

– Вот здесь, – ткнул наконец пальцев контракт, – толковать можно двояко. Случись что с тобой, так Зак и Берти станут душеприказчиками… ан нет, только Берти. Надо же…

Берти, попытавшись вильнуть, закрыл-таки контракт с приклеенной усмешечкой, что усугубило мои подозрения. Подлянки в братстве не прекратились, но приняли характер нормальных студенческих глупостей.

… но знаменитая цитата засела в мозгу. Берти хотел сделать то, что я трактую как деяние более тяжёлое, чем убийство. Запереть в сумасшедшем доме, обречь на мучения, лишить средств. Такое нельзя прощать. Убить?

Задумываюсь всерьёз над проблемами морали, понимаю, что никаких моральных препятствий не вижу. Закон, это да… а мораль закончилась в джунглях, когда я переодевал мертвеца в свою одежду.

Простить подлость могу – отойду в сторонку, дистанцируюсь, сведу общение до минимума… Но нет уверенности, что Берти не продолжит операцию, а значит – никаких сомнений испытывать нельзя. Берти должен умереть.

*