Третья свадьба двадцатитрехлетней вдовы с семнадцатилетним юношей состоялась в замке Фусими. Хидэтада, несмотря на нежный возраст, уже снискал славу отважного воина с твёрдым характером, да и внешностью отличался весьма представительной. Гости, под одобрительными взглядами которых жених и невеста обменялись чарками, заключив тем самым брачный союз, нашли, что пара получилась ладная. Рядом со статным супругом Когоо держалась робко, словно юная девственница. На следующий день после церемонии ей предстояло отправиться в путь к землям клана Токугава, и Тятя в третий раз проводила сестру к воротам замка и к новой жизни.

Садясь в паланкин, Когоо обернулась:

— Наша покойная матушка была замужем два раза, а я вот в третий выхожу…

— Возможно, в третьем браке наша матушка обрела бы своё счастье, — отозвалась Тятя. Она искренне верила в свои слова.

Вскоре после свадьбы Когоо Такацугу покинул вотчину в Хатимане и вступил во владение пожалованным ему Хидэёси княжеством Оцу с доходом в шестьдесят тысяч коку. Тятя отправила супругам Кёгоку дары по случаю этого благого события и в тот же день — должно быть, их гонцы промчались друг мимо друга по дороге — получила от сестры послание, преисполненное благодарности за новое назначение мужа. Охацу также сообщала, что снова ждёт ребёнка.

В одиннадцатом месяце того же года Хидэёси отправился в Киото на официальный приём у императора, но жесточайший кашель заставил его вернуться в Фусими и слечь в постель. Он метался в жару и не мог принимать пищу. Тятя самоотреченно ухаживала за своим господином, дни и ночи напролёт проводила у его изголовья. Всего за несколько дней болезнь до неузнаваемости исказила лицо могущественного полководца, он совершенно исхудал и ослаб. Глядя на его ввалившиеся щёки и запавшие глаза, Тятя думала, что ему уже не встать на ноги. Сердце терзала тревога: если тайко умрёт, что будет с ней и с её сыном? Хидэцугу им уже не опасен, но малолетний Хирохи ещё не объявлен официальным наследником дома Тоётоми.

«Хидэёси должен выжить во что бы то ни стало, — сказала себе Тятя. — И как только он поправится, я добьюсь от него проведения церемонии совершеннолетия и прилюдного наречения Хирохи наследником». Она заказала молебны о выздоровлении Хидэёси во всех синтоистских святилищах окрестностей Киото — в Гионе, Китано, Атаго, Камо, Киёмидзу, Касуге, в храме Хатимана… Одновременно, словно из чувства соперничества, Госпожа из Северных покоев добилась великой милости от императора: по его повелению главный придворный жрец должен был в течение семнадцати дней молиться за здоровье тайко в Сэйрэн-ин.

При иных обстоятельствах подобный поступок законной супруги Хидэёси вызвал бы у Тяти великое неудовольствие, однако в тот момент речь шла о спасении тайко, и она понимала, что здесь все средства будут хороши, нельзя презреть никакую помощь, лишь бы больной встал на ноги.

Тайко провёл в постели двадцать дней, и с восходом двенадцатой луны его состояние улучшилось. Едва он достаточно окреп, чтобы сидеть на постели, тотчас велел позвать своего обожаемого трехгодовалого сына и хотел заключить его в объятия, но Тятя, опасаясь, что любая, даже самая лёгкая, хворь может пристать к выздоравливающему и вызвать осложнения, сослалась на запрет лекаря и не разрешила Хирохи приближаться к отцу. Она с жалостью наблюдала за своим господином — тот издалека жадно пожирал глазами сынишку, которого слуги выводили на энгаву, и громко разговаривал с ним. Это был уже не могущественный властелин, а всего лишь немощный старик, чьё осунувшееся лицо было изуродовано приближением смерти.

Осознав, с каким равнодушием она теперь смотрит на человека, который раньше волновал её кровь, Тятя сама себе подивилась. Впрочем, ничего странного в этом не было: любовь, которую раньше дарил ей Хидэёси, теперь принадлежала только его сыну, точно так же и Тятино чувство к старому полководцу переродилось в безоглядную материнскую нежность к Хирохи.

Однажды, когда Хирохи, как обычно, играл на энгаве, а Хидэёси поглядывал на него с постели, Тятя сказала:

— Я счастлива вашему выздоровлению, мой господин, но, если вдруг настанет чёрный день и с вами что-нибудь случится, что будет с вашим маленьким сыном?

— Ох, перестань! Не говори мне больше об этом! — воскликнул Хидэёси с таким смущённым видом, будто испытывал стыд за то, что доставил Тяте столько хлопот. — На новогодних празднествах я заставлю вассалов дать новую клятву в верности.

— Разве одной недостаточно?

— В таком деле очень важно повторение. Лучше запомнят, в чём поклялись.

— И это единственное, что вы намерены предпринять?

— Это всё, что в моих силах. Ему только три года.

Когда Хирохи исполнится полных четыре года, он, отец, возможно, сумеет добиться присвоения ему титула наследника дома Тоётоми и проведения по этому случаю официальной церемонии, однако никакого военного ранга, который со временем обеспечил бы ему реальную власть, в столь юном возрасте за Хирохи никто не признает.

Тятя была очень недовольна, но ведь прибавить сыну лет она не могла. Хидэёси задумался и вдруг заявил:

— Я представлю Хирохи императору! — И повторил ещё раз, словно решение ему чрезвычайно понравилось: — Ну конечно — представлю его императору!

Тятя не вполне поняла, какую пользу они смогут из этого извлечь, но она готова была согласиться на всё, что хоть немного поможет Хирохи в будущем.

В двадцать третий день первой луны 1-го года Кэйтё[100]даймё из разных провинций по приказу Хидэёси снова присягали в верности наследнику дома Тоётоми. Клятву подписали и пятеро высокопоставленных чиновников, ближайших соратников тайко, — Мицунари Исида, На-гамори Масуда, Гэнъи Маэда, Нагамаса Асано и Масаиэ Нацука. Содержание клятвы почти не отличалось от того, что было оглашено в седьмую луну минувшего года, то есть сводилось к обету хранить верность Хидэёси и его сыну Хирохи при любых обстоятельствах.

Вскоре после этого было торжественно объявлено о визите Хирохи ко двору. Визит должен был состояться в пятую луну, так что на приготовления оставалось три месяца. Разумеется, присвоение придворного ранга ребёнку само по себе являлось большой честью, но помимо этого представление Хирохи ко двору должно было дать надёжную основу его будущей власти — власти, которой пока ещё не на что было опереться. Именно с этой целью Хидэёси и затеял торжественную церемонию вступления сына в чертог Небесного государя, а посему ритуал надлежало провести с величайшим размахом, дабы в конце концов добиться всеобщего признания могущества наследника тайко.

В начале пятой луны Хидэёси, совершенно оправившийся от болезни, отбыл в свою резиденцию в Киото — хотел лично проследить за последними приготовлениями. Даймё со всех концов страны уже съехались в столицу поприсутствовать на торжественной церемонии.

В назначенный день Хирохи в окружении свиты покинул замок Фусими. От киотоской усадьбы Гэнъи Маэды, который должен был принять у себя мальчика на время его пребывания в столице, их отделяли восемьдесят восемь ри, но обочины дороги на всём протяжении этого долгого пути были черны от столпившегося там народа — столько людей пришли поглазеть на процессию. На расстоянии десяти кэнов друг от друга по обеим сторонам дороги, ограждённой занавесями, стражу несли конные самураи.