– Правда?

– Множество разработок было обнародовано до того, как люди полностью в них разобрались, – сказал Нил. – Три четверти фармацевтической индустрии – это просто исследование случайных соединений, но посмотри, какой оно дает эффект. Когда Соединенные Штаты бомбили Хиросиму и Нагасаки, в мире было меньше двух сотен человек, которые понимали физические и технологические нюансы атомной бомбы. В Вашингтоне этого не понимал никто. Но взрыв приняли к сведению все.

– Мы не добились почти никакого прогресса, – сказал Артур. – Что-то упустили. Какие-то элементы от нас ускользнули.

Майк поднял одну бровь:

– Что вы имеете в виду?

– У меня есть предположение, – ответил Артур, – наметки для следующей книги, что определенные идеи могут воплощаться только в соответствующие моменты истории. Мы смотрим на солнце не так, как древние египтяне. Ночное небо для нас не такое, каким оно было в античной Греции. Мы не видим океан таким, каким видели его викинги. Научные воззрения каждой эпохи принимают определенную форму в зависимости от того, как люди воспринимают окружающий мир. И как только общество достигает в своем развитии определенной точки, мыслить как прежде уже не получается.

– Я слышал нечто подобное, – сказал Майк.

– За сто с лишним лет, прошедших с тех пор, как Котурович записал свои теории, сместилась некая ключевая парадигма, – продолжил Артур. – Нечто, связанное с тем, как мы видим мир. И поэтому мы не способны до конца понять, что именно он имел в виду.

– Наверно, то, что время от времени один из вас выходил из Двери со слегка иными исследовательскими приоритетами, исследованию не помогло, – сказал Майк. – Лишь сбивало с толку и усиливало проблемы с памятью.

Артур поднял и опустил плечи.

– Однако же, – спросил Майк, – три года? Как такое возможно?

– Ферма сформулировал свою Великую теорему в 1637 году, – сказал Олаф, – и понадобилось триста пятьдесят лет, чтобы снова ее доказать. А ведь она была накорябана на полях.[51] Мы же имеем дело почти с девятью страницами вычислений.

– И нам нечем их подкрепить, – добавил Артур. – Как я сказал, большинство работ Котуровича уничтожено. Я буду очень удивлен, если во всем мире сохранилось хотя бы тридцать экземпляров его трактата. Нет ни более ранних исследований, ни позднейших штудий или описаний экспериментов. С исторической точки зрения он почти что ничтожество. Пропал из виду в Англии, потом на короткое время всплыл в Америке, где умер в 1899 году.

– Нам просто нужно было время, – сказала Джейми. – Мы считали, что если у нас будет больше времени и мы сможем провести больше экспериментов, то в конце концов найдем алгоритм.

Майк посмотрел на нее, и муравьишки притащили новые картинки. Системные блоки. Разговоры о коде. Страницы различных отчетов.

– Джонни не просто обеспечивает кроссы, – сказал он. – Он их анализирует. Проверка кода не заняла у тебя много времени, потому что он, по большей части, вообще не связан с управлением Дверью.

Джейми и Артур кивнули.

Прошло еще несколько мгновений.

– Ну, – сказал Артур, – теперь вы всё знаете. Что дальше? Выдадите нас Магнусу?

Майк покачал головой.

– Я думаю, Дверь как таковая теперь стала большой проблемой. – Он посмотрел на каждого из присутствующих. – Никто больше не должен сквозь нее проходить, и нам необходимо придумать, как закрыть ее.

– Непросто, – заметил Олаф, – для начала, мы не знаем, как она работает.

– Ладно, – сказала Джейми. – Может, я и пожалею об этом, но можно я спрошу тебя о ней?

Майк отвел взгляд от своего терминала:

– О ней?

– Обо мне. Другой.

Они снова наблюдали за Дверью. Олаф находился на Точке Б. С ними была Саша, в девятый раз проверявшая кабели и изоляцию – не осталось ли что-то подключенным.

– Спрашивай, – сказал Майк, – но я не знаю, сумею ли ответить.

– Может, я смогу, – предложила Саша.

– Почему она назвала кота в честь врача?

– Что? – Майк зевнул.

Все они приступили к работе после пяти часов сна. Он не слишком удивился тому, что Джейми в одиночестве провела их в своем трейлере.

– Спок, – сказала она. – С чего бы ребенку назвать кота Споком?

– Я думал, это персонаж «Звездного пути», – ответил Майк, – а не доктор.

– Совершенно точно, это так, – добавила Саша. – Ты… она была фанаткой самого первого сериала.

Джейми посмотрела на Сашу, потом перевела взгляд на Майка и обратно:

– Что такое «Звездный путь»?

В павильоне стало тихо.

– Да ты, на хрен, прикалываешься, – сказала Саша.

– А что?

– Космос, «Последний рубеж», – стал перечислять Майк, – капитан Кирк, мистер Спок, «Энтерпрайз».

Джейми покачала головой.

– Прекрасно, – сказал он, – тогда откуда взялось имя Айзис?

– «Назначение: Земля», – ответила она. – Я в детстве любила этот сериал. И назвала кота в честь кошки, которая там была.

– «Назначение: Земля»?

– Ну да, вы же знаете. Старый научно-фантастический сериал. Гари Севен. Айзис. – Она склонила голову влево. – «Наша миссия – вести человечество в двадцать первый век…»

Настала очередь Майка качать головой. Джейми уставилась на него.

– Роберт Лансинг, Тери Гарр, Джули Ньюмар. Он шел шесть или семь лет. По нему еще кино сделали. И всякие спин-оффы.

– Погоди, – нахмурилась Саша, – мы говорим о старом эпизоде «Звездного пути» под названием «Назначение: Земля»?

– Да! – прищелкнула пальцами Джейми. – Точно. Я все время забываю, что это был спин-офф.

– Но ты никогда не слышала про «Звездный путь»?

– Нет-нет-нет, – сказала Джейми, – теперь я вспомнила. Был такой сериал про космос, Родденберри[52] снял два сезона, а потом его заменил сериал «Назначение: Земля».

– И никакого капитана Пикара? – спросила Саша. – А «Глубокий космос девять»[53]? И «Ярость Хана»[54]?