Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сначала предложение Поло использовать баллисту европейского типа озадачило монгольских вождей. «Они все чрезвычайно изумились, потому что… во всех этих местах прежде не знали, что такое баллисты, ни машин, ни требушетов (устройство меньшего размера, основанное на рычаге, а не на натяжении жгута), потому что не использовали их и не привыкли применять их в войске». Тем не менее «монголы радовались и изумлялись» этому изобретательному плану.
Техника, о которой говорит Марко, была известна в Европе. К 50 году н. э. войска Римской империи употребляли похожие катапульты, известные под названием «онагры», чтобы забрасывать камни за крепостные стены. Использовал их и Александр Македонский. В средневековой Европе баллисты были основным осадным оружием, поскольку могли бросать огромные камни или зажигательные снаряды более чем на тысячу футов, причиняя большие повреждения неуязвимым для других средств крепостным стенам. По словам Марко, Хубилай-хан жадно ухватился за идею использовать при осаде баллисту, хотя бы потому, что это было новшество, «невиданная вещь».
Поло подготовили все при помощи двух помощников-европейцев (нигде более не упоминаемых). Один назван немцем, другой – несторианином, и оба «хорошими мастерами этого дела». Якобы братья Поло приказали им соорудить две или три машины, способные бросать большие камни, и всего «за несколько дней» те построили три «отличные баллисты согласно приказу братьев, каждая из которых бросала камни весом в триста фунтов, и видно было, что они летят очень далеко; таковых камней было более шестидесяти».
Дальше следует демонстрация осадных машин самому Хубилай-хану «и другим», на которых машины произвели сильное впечатление. Хубилай-хан приказал немедленно погрузить баллисты «на суда и доставить к войску, осаждавшему город Саиан-фу». Вскоре к баллистам добавили требушеты, подвижное, но столь же грозное осадное орудие. Марко хвастает, будто «они казались монголам величайшим в мире чудом».
Он со вкусом описывает сокрушающее действие европейской техники на китайскую крепость. «Когда требушеты установили перед городом Саиан-фу и натянули, каждый метнул в город камень в триста фунтов. Первый камень, которым выстрелили из баллисты, ударил в дом и сломал и разрушил все, и создал великий шум и сотрясение».
Применение осадных машин вызвало панику среди жителей Саиан-фу. «Каждый день они бросали великое множество камней, которые убивали многих. И когда люди города увидели такое несчастье, о каком прежде не слыхивали, они так встревожились, что не знали, что им сказать или сделать, – издевается Марко, – и верили, будто это делается колдовством, потому что казалось, будто молнии падают с неба». Сдача города казалась неизбежной. «Они желали покориться, как другие города сделали раньше, и… хотели быть под властью великого хана. Начальник войска сказал, что он этого и желает. И тогда он принял их, и город сдался, как другие города».
Марко похваляется ролью, которую он и его семья якобы сыграли в победе монголов. «И это случилось по доброте мастера Никколо, и мастера Маттео, и мастера Марко Поло, сына Никколо, как вы уже слышали. Это решение… увеличило славу и доверие к двум братьям-венецианцам в глазах великого хана и его двора. И это немалое дело, потому что… этот город и эта провинция одни из лучших во владениях великого хана, от которых он получает великий доход и прибыль».
Победа монголов над Саиан-фу остается одной из выдающихся глав в повествовании Марко, но отклонения от фактов, записанных в китайских хрониках, необычно воинственный тон и хронологическое неправдоподобие делают этот эпизод весьма сомнительным. Тем не менее город действительно был взят, и хроники свидетельствуют, что монголы в самом деле использовали при осаде «иноземных инженеров». Отдавая должное Марко, можно предположить, что его отец и дядя участвовали в подготовке осады во время предыдущего путешествия. Однако три самые ранние версии «Путешествия» вовсе не упоминают об этой осаде. Наиболее вероятным представляется, что этот увлекательный эпизод был вставлен Рустикелло, стремящимся возвеличить роль молодого сборщика налогов и его старших родственников в создании Монгольской империи. Даже если романтический автор сотворил историческую фальшивку, он достиг своей литературной цели.
Сворачивая к востоку по направлению к Ханчжоу, Марко двигался по рекам Китая. Ему были знакомы каналы Венеции, полные лодок и судов, однако и это не подготовило его к зрелищу великой реки Цяньтанцзян (как она называется в наши дни), «текущей… более чем на сто двадцать дней пути до впадения в море, в которую впадает бесконечное множество рек, все судоходные, которые расходятся в разные стороны и разбухают и увеличивают свои извивы до такой величины». Протяженность реки – вернее, размеры ее дельты – Марко описывает в восторженных выражениях, заявляя, что она протекает через «такое множество земель и столько на ней городов», что суда на ней вмещают груз «большей цены», чем «на всех реках христианского мира», а если подумать, то и «на всех морях».
Марко приводит источник своих утверждений: смотрители, которые «ведут счет для своего владыки», говорили ему, что по реке ежегодно проходит более пяти тысяч судов, однако он не просто верит им на слово. Он подтверждает: «Скажу вам, что я видел в то время, когда был в городе Сингуи, сразу пятнадцать тысяч лодок, плывущих по этой реке, которая столь широка, что кажется не рекой, а морем». Европейцу трудно было поверить в такое количество лодок в одном-единственном городе.
Марко особенно внимателен к речной торговле, потому что «главный товар, который перевозят по этой реке, – соль, которую купцы грузят в городе и везут вверх по реке и вглубь страны». Сборщик налогов следовал за этими судами, выполняя свои обязанности, однако он заметил также, что суда ведут оживленную торговлю деревом, углем, коноплей «и многими другими товарами, которыми снабжают приморские области». Такое богатство могло потрясти даже самого искушенного венецианского купца.
Очаровали его и сами суда: не количество, а разнообразие и конструкция. Обходя доки, он, пользуясь своим положением, близко знакомился с конструкцией и снаряжением