– Я – мисс Манн и понимаю, что не вы устанавливаете правила. Могу я увидеть того, кто этим занимается?

Дорис хотела отменить все дела, когда узнала о беде, приключившейся с дочерью, но Томас позвонил ей в Атлантик-Сити и заверил, что у него все под контролем. И вот наконец она, нагрузившись провизией, прибыла подкормить свою маленькую девочку. Может, сейчас и не время посещений, но скоро оно настанет, или она встретится с кем-нибудь из дежурных врачей, и ее пропустят. В конце концов, она тридцать лет занималась благотворительностью в пользу психиатрических клиник, разве она о многом просит? Все, что она хочет, это накормить дочь сэндвичем с беконом, яблочным соусом и сыром. Разве она о многом просит после того, как провела шесть с половиной недель в турне, и это в ее возрасте, когда постоянно болит нога, которую она сломала в прошлом году, упав со сцены, артритные суставы, бедра и даже спина. Иногда ей становится так плохо, что приходится принимать лекарства, а от них у нее начинается изжога.

От этих мыслей глаза ее наполнились слезами, и к тому времени, когда пришел дежурный врач, Дорис уже плакала. Он оказался вроде как ее поклонником.

– В детстве мама четыре раза водила меня на «Волшебный день».

– Неужели? – любезно спросила Дорис.

– Ну да, ведь вы и сами были тогда девочкой.

Он отвел ее в комнату Сьюзан. Та спала. Дорис с любовью и жалостью посмотрела на дочь.

– Мне нужно было почаще бывать дома, – тихо всхлипнула она.

Доктор похлопал ее по плечу.

– Не расстраивайтесь.

После ухода Крейга и его когорты Сьюзан крепко уснула. Когда посещение закончилось, она с облегчением вздохнула. Крейг очень забавный, но иногда это бывает не так уж забавно. Подчас смех превращается в очередную повинность – очень утомительную, от которой хочется поскорее избавиться. Проснувшись, Сьюзан увидела рядом с кроватью Дорис и свои любимые детские лакомства.

– У меня праздник! – слабым голосом воскликнула она.

Дорис нежно поцеловала ее в щеку и погладила по растрепанным волосам. Затем поднялась с кресла и прочистила горло – вступление к отрепетированной речи. Прежняя Сьюзан могла бы, вздрогнув, убежать, но теперь она лежала в кровати и выжидающе улыбалась. Дело не в том, что тебе дано, дело в том, как ты это принимаешь, а Сьюзан отныне решила принимать все синяки и благословения.

– Знаешь, дорогая, мне бы не хотелось, чтобы ты направо и налево рассказывала, что ты душевнобольная. У людей сложится неверное впечатление. У тебя маниакальная депрессия. Вот что тебе нужно говорить, и этого вполне достаточно. Издержки творческой натуры. И не заговаривай об этом, когда увидишь малышку. Если она спросит, тогда ладно, но сама ничего не говори. Я тебя знаю, ты будешь нервничать и шутить, это нормально, но я советую тебе не вести себя так с ребенком. Она еще слишком маленькая.

А не была ли и Сьюзан слишком маленькой, когда они обсуждали этот вопрос? Может, и нет, но ей хотелось думать иначе. Отрежьте ей голову и посчитайте годовые кольца. По правде говоря, она уже давно просрочена.

А в конце этого долгого дня Лиланд привез Хани – десерт напоследок.

В окно Сьюзан увидела маленькую головку дочери. Лиланд поставил машину на ближайшую стоянку, Сьюзан спускалась по лестнице, и сердце у нее отчаянно колотилось.

Лиланд открыл дверцу, и Хани нерешительно выбралась на гравиевую дорожку, камешки похрустывали под ее ярко-голубыми теннисными туфлями. Увидев мать, она сперва посмотрела на отца, как бы спрашивая, можно ли ей подойти, она не знала, какие здесь правила. Лиланд едва заметно кивнул ей. Хани застенчиво подошла к Сьюзан, наклонив голову и опустив темные глаза, а затем посмотрела на нее и просияла.

– Привет, мамочка.

Сьюзан подбежала к ней и крепко прижала к себе, вдыхая ее знакомый аромат. От дочери пахло чем-то праздничным.

– Привет, пчелка.

Хани заерзала в ее объятиях.

– Мама, мне дышать нечем.

Сьюзан неохотно отпустила дочь и посмотрела на ее милое личико.

– Прости, детка, просто я очень по тебе соскучилась.

Лиланд подошел к ним, приглаживая светлые вьющиеся волосы. Он выглядел таким безупречным и небрежно элегантным – магнит, притягивающий самое лучшее. Он легко поцеловал Сьюзан в холодную щеку, и она благодарно пожала ему руку.

– Спасибо, что приехал и привез ее, и что был таким…

– Помолчи, а?

Они смотрели друг на друга, теплый ветерок нарушил заклятье неподвижного дня и пробежал между ними.

– Кажется, у нас общий ребенок? – спросила она, не зная, что сказать и как выразить ему благодарность или раскаяние за те события, что привели ее сюда.

Лиланд засмеялся и осторожно посмотрел куда-то вдаль, точно в любую минуту ожидал прибытия кавалерии.

– Ты с ума сошла. С моим-то расписанием? Когда бы мы успели его сделать?

Хани заметила под деревом парня лет девятнадцати в инвалидной коляске, читавшего книгу, и с интересом уставилась на него.

– Мама, он тоже живет в твоем отеле?

Сьюзан обескураженно посмотрела на Лиланда.

Он наклонился и тихо произнес:

– Ей сказали, что это отель. – Он пожал плечами. – Пусть считает, что ты в отеле на отдыхе, так лучше для нее, мне кажется.

Сьюзан задумчиво кивнула.

– Да, дружочек. Он здесь постоянный клиент.

Хани вернулась к ним. На ней были голубые шорты и бледно-голубая майка с надписью «Мартас-Виньярд»,[50]Лиланд частенько ходил там на яхтах, потягивая холодные коктейли.

– Она такая хорошенькая, – с восхищением сказала Сьюзан, глядя на дочь.

Лиланд улыбнулся:

– Только если она не станет актрисой.

– А где бассейн? – с надеждой спросила Хани, хлопая широко раскрытыми глазами и почесывая ухо пухлой ручкой.

Сьюзан нахмурилась, будто что-то вспоминая.

– Кажется, я куда-то его положила… – Потянув Хани за руку, она спросила: – Может, он здесь?

Хани вырвалась, хихикая:

– Мама, перестань!

Сьюзан с притворным смущением направилась к ней.

– Нет, серьезно, дай-ка я проверю твои штанишки, потому что…

Хани согнулась, пытаясь уклониться от настойчивых поисков бассейна:

– Не надо, мам. Хватит! Серьезно!

Сьюзан резко остановилась.

– Ах, серьезно. Это другое дело. Ты же не сказала, что это серьезно, так что…