Однако в тот момент — мне было не больше четырех лет, и я все еще обладал тем оттенком блонда, на который могут претендовать только маленькие дети, сидящим в двойном кресле со спинкой рядом с отцом и изо всех сил стараясь не размахивать ногами, потому что это разозлит его — я просто любил Ноэля Дэвенпорта.

Я любил его так невинно, что, когда он принялся учить меня шахматам, я относился к урокам мрачно, так же серьёзно, как монах к своим обетам. Я читал книги Бобби Фишера и Ясира Сериавана, следил за головокружительным восхождением Магнуса Карлсена и ложился спать с золотой королевой из отцовских шахмат, зажатой в кулаке, вместо плюшевого мишки, подаренного мне матерью.

Шахматы были игрой моего отца, и изучение их стратегий было нашей основной формой связи.

Эдварду Данте игра не понравилась. У него не было терпения часами размышлять и тонко манипулировать. Он был ребенком действия, с запачканными травой свитерами и рваными брюками, с синяками от грубого обращения с детьми прислуги и окровавленными губами от ссор со старшими мальчиками, которые пытались запугивать младших в школе. Время его общения с Ноэлем проводилось с тростью и раскрытыми ладонями, и каждый раз, когда он отказывался от учений нашего отца, его били.

Я не бунтовал. Я не был склонен отличаться от отца. Любить то, что он любил, было естественно и полезно.

Моя мать очень любила меня, но мне не нужно было ничего делать, чтобы заслужить эту любовь, и почему-то для меня больше значило то, что привязанность отца нужно было заслужить.

Заслужить это стало моей детской и юношеской миссией.

В течение многих лет я так и делал. Настолько хорошо, что в мой девятый день рождения Ноэль начал мое знакомство с Орденом.

По сей день я помню каждый момент избиения Яны в подземелье Жемчужного зала. Влажный запах холодного камня и подземной земли, тяжесть влажного воздуха и скрип старых деревянных ступенек под моими ногами, когда я следовал за отцом в темноту.

Сама Яна запечатлелась в моей памяти, как надгробие, увековечивающее смерть моего детства, мраморный ангел, плачущий над могилой любви к моему отцу.

Она была так молода, ей было восемнадцать, как Козиме, когда я ее получил, но без той латинской страсти и огня, которые заставляли мою жену гореть изнутри. Она была такой же худой, как мы с Эдвардом представляли себе беспризорников, бродящих по ночам по болотам Пик-Дистрикт в белых ночных рубашках, с широко раскрытыми ртами в вечных криках и с темными от кошмаров глазами. Я был в ужасе, увидев ее, стройную и бледную, когда она стояла на коленях на земле посреди комнаты, опустив голову и сцепив руки.

Она была настолько хрупкой, что я боялся, что сама вибрация от ударов наших ног по полу разобьет ее на миллионы фарфоровых кусочков.

Ноэль, как стало ясно, не испытывал подобных угрызений совести.

— Это Яна, Александр, но формально она известна как рабыня Дэвенпорт. Видишь ли, наша семья является признанным членом очень престижного общества с момента его основания в 1655 году. Мы самые богатые и влиятельные люди в Соединенном Королевстве, и вместе мы управляем страной из тени. Мы также участвуем в игре на ум и доминирование. В Ордене Диониса принято приобретать рабов, чтобы ломать их и учить быть лучшими. Мы проводим ежегодные собрания, чтобы оценить, у какого лорда лучший питомец.

Его слова накатились на меня, как утренний туман над холмами, холодный и непрозрачный. Разум ребенка не мог понять то, что он пытался мне объяснить. Я знал историю Англии и герцогства Грейторн вдоль и поперек, но никогда не слышал об Ордене, кроме греческого бога Диониса, божества разгула, вина и определенного рода безумия.

Ноэль двинулся волнистой кошачьей походкой, которой я пытался подражать всю свою жизнь, к полкам и крючкам с причудливыми инструментами, выстроившимся вдоль каменных стен, и достал длинную, свернутую веревку, подобную той, которую я когда-то видел в фильме об Индиане Джонсе.

Мое легкое замешательство и беспокойство разрушились именно так, как я представлял Яну, когда он стоял позади нее, взводил кнут и улыбался мне.

— Вот так, сынок, — сказал он с отеческой теплой ухмылкой, — как ты бьешь своего раба.

То, что последовало за этим, было слишком наглядно, чтобы выразить словами. Это было исчезновение моего детства и той чистоты, которую я мог сохранить в силу своего возраста.

Ноэль погубил меня в том подземелье так же уверенно, как он погубил Яну.

Моя мать, конечно, заметила издевательства над моей спиной. Она была заботливой женщиной, к тому же итальянкой: у нее были глаза на затылке и она чувствовала все, что с ее детьми не так. Она пыталась обработать открытые раны, но Ноэль нашел ее и запретил ухаживать за мной.

Я заслужил наказание. На самом деле, я просил об этом, чтобы пощадить девушку, которая, я был уверен, разобьется, как человеческая ваза, на холодном каменном полу любимой комнаты моего отца в Перл-холле.

Ноэль не хотел, чтобы я баловался. Каждое действие имело последствия, и мне пришлось усвоить, что для того, чтобы избежать последствий, я должен быть движущей силой каждого действия.

Это был первый урок, который он мне преподал, и я не был рад его узнать, но в конце концов он оказался самым действенным.

О серьезности этого урока я вспомнил в тот день, когда Ноэль наконец обнаружил, что я действую против Ордена.

Это был тот самый день, когда у меня были неопровержимые доказательства того, что Амадео Сальваторе не убивал мою мать.

Прошло чуть больше года с тех пор, как у меня забрали Козиму, и мне никогда не было так холодно, ни внутри, ни снаружи. Мой отец воспринял это так, как и предполагалось, как знак того, что я продвинулся вперед и вверх после своей мимолетной ошибки с итальянской рабыней. Он снова вовлек меня в свои деловые отношения, с радостью воспользовавшись своим внезапным доступом к моему влиянию для опрометчивых и необдуманных деловых сделок по всей Великобритании.

В обычной ситуации он мог бы усомниться в моей податливости, но он был слишком рад моей финансовой и политической поддержке, чтобы слишком внимательно изучить мою мотивацию. Он делал свои ходы по доске, а я — как делал большую часть своей жизни, как он меня этому научил — следовал за ним.

Я только что закончил важный разговор с операционным директором Davenport Media Holdings,