священной религии и глазах правоверных людей, но своим предательским исходом, бегством к фасилийским еретикам, иными словами, отступничеством подорвали веру в Свет и нашу святую Церковь! Поэтому…

— Так мы подорвали веру в Свет или в Церковь? — все так же невозмутимо поинтересовался старец.

Генерала словно окатило ледяной водой. Этот вопрос… Старик словно вытащил его из запретных глубин памяти инквизитора.

— Не знаю, как ты это делаешь, еретик, — прорычал Апор, хватаясь за меч. — Но ты не сможешь посеять сомнения в моей душе!

— Ты так правду называешь?

Интонация, с которой говорил настоятель Светоносных, удивительным образом отрезвила взбешенного генерала. Он убрал клинок в ножны. В конце концов, одиннадцать сотен вооруженных инквизиторов всегда успеют перерезать сто двадцать полуголых монахов.

— Что тебе известно? — после недолгого молчания спросил Апор.

— Лишь то, что освещает истинный Свет.

— Это я уже слышал. Рассказывай, что ты знаешь об алокрийской Церкви. Если тебе нечего сказать, то я прикажу привести смертный приговор в действие.

— Ты не прикажешь, и мы не умрем от ваших рук. Не наша это судьба и не твоя.

Если бы не умиротворенная аура, который был окружен сероглазый старец, то инквизитор давно бы уже изрубил его. Он был взбешен, но ярость не могла вырваться наружу, она словно пряталась от небесного света, льющегося из отверстия в своде снежной норы.

— Нам было видение, — продолжил настоятель, старательно выговаривая полузабытые слова. — Нам суждено встать на защиту мирных людей, в чьих душах еще не померк истинный Свет. Исход предрешен, но мы можем хотя бы попытаться что-то изменить. Светлый оплот мы возведем здесь из наших тел и веры.

— Вы собираетесь защищать алокрийцев? От кого?

— Не только их. Сложно объяснить тебе. Чтобы все в итоге вышло так, как должно быть, надо нам здесь находиться. Нам не было до этого дела раньше, но настало время. И мы ждем, пока тень доберется досюда, чтобы дать отпор ей и развеять мрак.

— Я не понимаю тебя, старик, — Апор поморщился от боли в груди.

Гангрена, отравляющая плоть инквизитора, скоро доберется до жизненно важных органов, а он сидит в какой-то норе и беседует с безумным стариком. Генерал взглянул на настоятеля, почувствовав, что тот и на этот раз угадал его мысли. И даже более того.

— Рана, которую нанес ты себе, не выжгла сомнений, — произнес монах. — Она есть лишь отрицание правды. Но истинный Свет не померк в тебе после этого. Ты ошибался, ложная борьба сломила тебя, но поражение, символ которого ты носишь на своей руке, лишь доказывает, что ты следовал правде всегда, хоть и приходилось тебе противостоять ей.

— Снова не понимаю, — еле слышно сказал инквизитор, его накрыла волна спокойствия, граничащая с апатией.

— Погрузи руку в Свет.

Слабо осознавая, что он делает, Апор с некоторым усилием приподнялся и подполз на коленях к центру хижины, куда ниспадал столб лучей света. Откинув плащ, он достал изувеченную конечность и осторожно протянул ее к этому удивительному небесному водопаду. Если бы генерал взглянул на землю, то увидел бы, что его рука совсем не отбрасывает тени. Но его глаза были прикованы к тонким струйкам дыма, которые поднимались от жуткой коричнево-черной гангрены.

— Это не рана плоти, — объяснил настоятель. — Лишь пораженная душа, сокрытая мраком. Борясь с сомнениями, ты поразил себя в правду. Но Свет прогонит тьму.

Кожа инквизитора светлела, он с удивлением обнаружил, что стал чувствовать мягкие прикосновения теплых лучей. Апор уже и забыл то чувство, когда по венам рук растекается кровь, пульс показался чем-то чуждым. Приложив немало усилий, генерал сумел пошевелить пальцами. Ужасная рана медленно таяла в потоках света.

— Что это такое? — изумился По-Трифа.

— Твое увечье — лишь след лицемерия и лжи Спектра. Истинный Свет прогнал эту тень, — старец слегка подался вперед, и впервые невозмутимость на его лице сменилась чем-то похожим на улыбку. — Ты мне так и не ответил, Апор. Во что же мы подорвали веру: в Свет или в Церковь?

— Ты хочешь сказать, что Спектр ставит свои амбиции и интересы превыше служения нашей священной вере? Что алокрийская Церковь давно уже действует от своего собственного лица, забыв, как звучит голос Света? Что всю свою жизнь я посвятил всего лишь очередной организации, верхушка которой озабочена собственным обогащением и властью?

— Я этого не говорил, — ответил настоятель уже с настоящей улыбкой. — Просто ты и так это знаешь. Именно от этой правды ты и пытался избавиться, выжигая сомнения из души.

— Но ведь мастер Карпалок Шол так много сделал для Церкви…

— Вот именно. Для Церкви, в которой давно уже не осталось ни единого лучика того истинного Света, некогда ставшего основой нашей священной веры.

И ведь настоятель говорил чистую правду, даже если не принимать во внимание его мистическую осведомленность обо всем на земле. Но Апор и сам знал правду о Церкви, только постоянно врал себе и заставлял себя быть верным Спектру. Генерал прикрыл лицо руками.

— Я столько всего натворил…

— Свет простил тебя, он излечил твою глубокую душевную рану и истерзанную плоть, осветил твой разум. Возможно, все те преступные приказы, которые ты выполнил, все убийства, казни и пытки — все это должно было привести тебя сюда. Таков был твой путь, чтобы узреть правду.

Инквизитор посмотрел на улыбающегося сероглазого старца. Неужели он проделал такой долгий путь, преследуя монахов, чтобы получить откровение? Столько смертей и страданий, лжи и боли. Позади остались искалеченные трупы инквизиторов и их обезглавленные товарищи, которые виноваты лишь в беспрекословном следовании тому, что считали правдой.

— Ты столько всего знаешь, тебе были ниспосланы видения будущего, — произнес Апор, поднимая глаза на настоятеля. — Ты упоминал, что сражение с вами — не наша судьба. Так какова же она? Зачем мы здесь?

— Будущее еще не озарено Светом, мне нечего о нем сказать. Одно знаю я наверняка — каждый получит то, чего заслуживает. Исход предрешен, но попытаться что-то сделать можно.

— Так ты все-таки знаешь, что нас ждет?

— Не знаю. Но мы можем бороться с ужасами грядущих событий, — упорно твердил старец.

Более внятного ответа инквизитору добиться так и не удалось. Они некоторое время беседовали, но вскоре Апор замолчал, погрузившись в свои невеселые мысли. Он уже решил, что не станет вредить Светоносным, потому что служит Свету, а не Церкви. Эти монахи не могут быть отступниками, ведь они следуют тому, что некогда стало основой веры. В сравнении с ними, все учения и деятельность Церкви — ересь.

— Мои люди, — вспомнил генерал. — Они больны, голодны и замерзли.

— Не переживай, сейчас их согревает самое