Я знал, что мне не жить, если я продолжу погружаться все глубже в эти пучины зла.

Однажды, когда мы возвращались из Коринфа, где Нерон, под гром аплодисментов, объявил о своем решении прорыть на перешейке канал, который соединит Рим с Востоком, я услышал, как Тигеллин говорил об Иудее. О ее народе, который взбунтовался. Римские войска прокуратора Иудеи Гессия Флора и те, что были отправлены в качестве подкрепления губернатором Сирии Гестием Галлом, разбиты.

Восставшие иудеи отбивали у римлян крепости и захватили Иерусалим, где находится их главный храм. Бунтовщики вырезали римских солдат, сдавшихся после того, как им обещали сохранить жизнь. В живых остался только центурион Метилий, которого пощадили, когда он согласился сделать обрезание.

Тигеллин казался сильно обеспокоенным. Он напомнил, что Иерусалим был завоеван Помпеем около ста лет назад. И необходимо, чтобы Нерон, сын Аполлона, поднял перчатку, брошенную мятежной провинцией. В противном случае Рим будет унижен, тем более что слух об этих событиях распространяется по всему Востоку.

Народы, ненавидевшие евреев, но вынужденные уживаться с ними под пятой Рима, воспользовались бунтом, чтобы начать резню. В Цезарии сирийцы зарезали двадцать тысяч иудеев, в Александрии египтяне уничтожили пятьдесят тысяч.

Тиберий Александр, префект Египта и еврей-отступник, был вынужден прибегнуть к помощи военных подразделений, и все же Дельта, один из кварталов города, оказалась усеяна трупами иудеев, как поле битвы.

Действовать следовало без промедления.

Я слушал. Иудея, Иерусалим, еврейский народ: бог Христос, которого я призывал, посылал мне знаки.

Я знал полководца Флавия Веспасиана, которому Тигеллин посоветовал поручить командование армией на Востоке. В свое время он едва избежал смерти. Доносчики сообщили, что Веспасиан присутствовал не на всех состязаниях и представлениях, где выступает император. Как-то его даже видели дремлющим в то время, когда следовало наслаждаться «дивным, неземным голосом» императора.

Услышав это, я был уверен, что Нерон пошлет своих врачей «ухаживать» за Веспасианом. Но тут как раз прибыли судьи, чтобы вручить императору венок победителя, и Веспасиан отделался лишь ссылкой в маленький городок в Ахайе.

Теперь его назначили командовать легионами в Иудее, что породило слух о том, будто Восток и есть то чрево, которое порождает новых властителей.

Сразу припомнили, сколькими важными предзнаменованиями отмечен жизненный путь Веспасиана. Однажды, когда он завтракал, собака принесла с улицы человеческую руку и положила ее под стол. В другой раз, во время обеда, рабочий бык, стряхнув свое ярмо, ворвался в столовую, обратил в бегство слуг и рухнул прямо к ногам Веспасиана, сидящего на своем ложе. В земельных владениях его семьи рос кипарис, который вдруг упал, вырванный с корнями, а на следующий день снова поднялся и зазеленел пуще прежнего. Перешептывались и о том, что по возвращении Веспасиана из Ахайи в Рим он будто бы видел сон о том, что в его жизни начнется исключительно благоприятный период, как только Нерону вырвут зуб. Назавтра целитель, гуляя с Веспасианом по атриуму, показал ему зуб, который он вырвал у императора.

Конечно, я слышал эти россказни, но ведь мой учитель Сенека советовал не верить предзнаменованиям. Я знал только одно: Веспасиан отправляется в Иудею во главе трех легионов, а эта земля и живший на ней народ видели рождение Христа, единственного бога, которому Нерон никогда не оказывал почестей и пытался ниспровергнуть, уничтожая тех, кто верил в него.

Нерон, как сказал один из них, это Антихрист, Зло.

Я разделяю это мнение. И слышу внутренний голос, который твердит мне: «Иди, иди!»

И я отправился к Веспасиану. Это был суровый воин, который сражался в Германии и Британии, одерживал победы и был назначен губернатором в Африку. Честный и неподкупный, он вернулся оттуда настолько бедным, что был вынужден заняться торговлей лошадьми, чтобы добыть денег на приличествующий ему образ жизни.

Я добился, чтобы Веспасиан принял меня и отважился сказать ему, что зрелищам предпочитаю военные действия, а Греции — Иудею.

Он внимательно смотрел на меня. Легатом уже назначен его старший сын Тита, но я могу поехать с ними.

Я помнил Тита, который в детстве был дружен с Британиком. Тот лишь пригубил отравленный напиток, убивший Британика, и после этого болел несколько дней. Он был хорош собой, весел и жизнерадостен. Его считали развратным; но ведь он был военным трибуном в Германии и Британии.

Мгновение я колебался, опасаясь, как бы Тит не оказался одним из тех молодых людей, которых новые нравы, порочность и пример императора испортили безнадежно. Но разве кто-нибудь мог быть хуже такого чудовища и тирана, каким был Нерон?

И я решился.

Покинув Грецию и Нерона, я отправился в Иудею, страну Христа.

Я трясся в седле рядом с Веспасианом и Титом, вручив заботу о своей судьбе Господу.