Ленинградским митрополитом Алексием и экзархом Украины Киевским и Галицким митрополитом Николаем.

Во время беседы митрополит Сергий довел до сведения Председателя Совнаркома, что в руководящих кругах Православной Церкви имеется намерение в ближайшее время созвать Собор епископов для избрания Патриарха Московского и всея Руси и образования при Патриархе Священного Синода. Глава Правительства тов. И. Сталин сочувственно отнесся к этим предложениям и заявил, что "со стороны правительства не будет к этому препятствий…"»

Четыре дня спустя (читайте газеты!) советские граждане узнали, что собравшийся в Москве Собор епископов Православной Церкви единодушно избрал митрополита Сергия Страгородского Патриархом всея Руси. Также единогласно Собор принял обращение к Правительству СССР с благодарностью за внимание к нуждам Православной Церкви. И наконец, без лишних споров, тот же Собор избрал Священный Синод из шести человек. Членом Синода был избран и Архиепископ Красноярский Лука.

* * *

«Я видел рабскую Россию:

Перед святыней алтаря,

Гремя цепьми, склоняя выю,

Она молилась за царя».

Кондратий Рылеев, 1824 г.

То восторженное состояние духа, с которым три главы русского Православия покинули Кремль, как круги по воде от брошенного в воду камня, передавалось по России все дальше и дальше, возбуждая надежду верующих и клириков. В переполненных церквах и около церквей говорили о победе митрополита Сергия, о торжестве Православия над духом неверия. Лука оказался среди самых восторженных. Из письма, написанного в Москве во время выборов и интронизации Патриарха, видно, что он совершенно захвачен происходящим.

«Две мои статьи переданы Всеславянским комитетом по радио в "Нью-Йорк Таймс". Во время заседания Собора для выбора Патриарха и вчера, во время торжественного богослужения, нас без конца фотографировали, были члены дипломатического корпуса. Я состою членом Синода и сегодня было первое заседание… В Чрезвычайной государственной комиссии зашел разговор обо мне, и академик Тарле сказал, что московские хирурги считают меня крупнейшим хирургом СССР. На Соборе я тоже был на первом месте после двух митрополитов»[166].

Луке хочется, чтобы дети поняли его чувства, ему не терпится услышать, что они тоже рады переменам в Церкви и его, Луки, новому положению. Средний сын Алексей, живущий в Москве, очевидно, воздал отцу должный почет, старший Михаил отмалчивался. Луку это раздражало: «Ты ни слова не пишешь мне по поводу телеграммы Всеславянского Комитета. Может быть, не получил моего письма об этом?.. Я написал еще одну блестящую статью (которая привела в восторг Алешу) на тему "Бог благословляет справедливую войну против германских фашистов". Она тоже передана в "Нью-Йорк Таймс". Пришел ко мне интервьюер от Союза антифашистских ученых, подробно записал мою биографию и сказал, что она будет напечатана в заграничных газетах»[167].

Телеграмма, о которой с таким энтузиазмом толкует Лука, пришла в Красноярск еще в августе. Всеславянский Комитет, одна из многочисленных действовавших в СССР пропагандистских, псевдообщественных организаций, просил профессора-епископа рассказать заграничному читателю о своей научной и церковной деятельности. Таких апологетических статей московские пропагандисты отправляли за рубеж великое множество. Написанные известными писателями, артистами, статейки эти должны были, по идее, размягчать души европейцев и американцев, помогать Сталину добиваться своих целей на Западе. Для пропагандистов 1943 г. профессор-архиерей – фигура до крайности ценная… Содержанием статья тоже вполне удовлетворяла заказчиков. Рассказав о своей работе хирурга, о научных докладах и о недавно завершенной книге, ссыльный профессор (от ссылки его освободили лишь месяц спустя, перед самым выездом на Собор епископов) произнес подлинный панегирик советской власти. Была там и «буря Великой Революции, все перевернувшая в стране нашей – и былую социальную неправду заменившая великими принципами всеобщего равенства и коммунизма», и Церковь, которая нынешними страданиями искупает «исторический грех своего участия в подавлении политической свободы народа и личные грехи отдельных представителей духовенства».

Передав в этих, довольно туманных, выражениях историю церковно-государственного конфликта в СССР, Лука в столь же благостных словах попытался представить Западу современное положение церковных дел.

«В многолетней революционной борьбе, в великом всенародном порыве к строительству государственной, общественной и экономической жизни, на новых беспримерных в истории основаниях, неизбежно должна была ослабеть религиозность народов СССР. И это случилось. В напряженном строительстве царства земного померк свет Царства Небесного во многих душах. Но это, конечно, не всегда и не для всех. Не может погаснуть свет Христов, не может прекратить свое существование Церковь христианская… С такими мыслями и задачами я принял относительно недавно назначение на Красноярскую кафедру. Самое важное мы имеем: полную свободу проповеди Евангелия, чистой Христовой истины, совершения таинств и богослужений».

Что касается перспектив, то архиепископ Красноярский и тут полон оптимизма. «В Великой Революции, в социализме и коммунизме народы СССР познали новые принципы нравственности, основанной на долге перед родиной и государством, на товариществе в работе и жизни, во взаимном уважении… Безмерно велико совершенное революцией уничтожение экономических основ зла общественного и зла индивидуального. Но столь же велика задача искоренения источников зла в сердце человеческом, которую исполняет Церковь Христова по завету Своего Учителя и Главы. Проповедь любви и братства должна стать великим дополнением проповеди долга и товарищества»[168].

Я цитирую статью владыки по машинописной копии, сохранившейся в его архиве. Внешние редакторы ее не терзали. А внутренний? Нет, искренность моего героя вне сомнения. Он так и думал. Так понимал происходящее. Сибирские ссылки? Ташкентский «конвейер»? Но Лука считает личные обиды и страдания других священников и архиереев не значащей деталью по сравнению с тем, что совершилось, по сравнению с тем, что Церковь снова в зените. Блаженны умеющие забывать то, что уже нельзя исправить!

Осенью 1942 г. митрополит Сергий прислал ему первое за многие годы письмо и началась их, длившаяся почти год, переписка. Мне не удалось познакомиться с этими письмами: в Патриархии выдать их отказались. Но несколько слов самого Войно-Ясенецкого дают представление о том, кто кого и чему в тех письмах поучал.

«В 1942 г. имел я с ним (Сергием) большую переписку по основным вопросам современной жизни, и его письма часто удивляли меня глубиной и верностью понимания сущности христианства, знанием Священного Писания и истории Церкви. Некоторые из них даже можно назвать небольшими богословскими трактатами. Не во всем он соглашался со мной, и часто я должен был признать его большую правоту»[169].

Нетрудно догадаться, что поборник компромиссов убеждал в своих письмах «непокорного» Луку в том, что надо смириться, надо наладить отношения с властью на любых условиях. Митрополиту, который в 1942 г. в своей почетной ульяновской ссылке еще не знал, чем кончится его торг со Сталиным, такие