всё это о Диле, включая откровения, я не испытываю к ней отвращения. А должен. Простой и нормальный человечишка бы давно исплевался весь, пошёл бы всем рассказал, чтобы каждый знал, какая химера свела гнездо среди честного люда. Неужели я всё-таки мутант? Пока есть одна мания, к школьницам, — это ладно, но теперь вот ещё такое.

Совесть шевельнулась в обратную сторону — но ведь Диля столько хорошего мне сделала. Причём совершенно безвозмездно. Можно ли считать наш секс платой? Конечно нет. Это скорее награда, если не дар с небес.

От таких мыслей я наоборот ощутил себя самым-присамым обычным. Если небесам больше нечего дать своему сыну, да и рабу тоже — чего гордыню тешить? то это признак.

От раздрая в душе спасла медитация. Вот только больно часто она мне стала нужна.

Аню увели в слезах в домик. Катя посидит с ней, пока она не уснёт. Так закончилась эта долгая история. Надеюсь закончилась.

Вскоре я завершил все приготовления к встрече с Настей. Себя постарался привести в идеальное состояние, а на стол поставил овсяное печенье и добытый по личной просьбе торт птичье молоко, пару кусочков. Чай заварю уже по факту, а то вдруг моя нимфа ещё не набесилась.

Я приготовился к тому, что надо будет самому принять участие в шабаше. На площадках действительно вершиться ритуал. Музыка магически бросает в танец. Пляшут тени от догорающего костра, им вторят тени от ребят, что или танцуют, или просто носятся друг за другом. Кричат, смеются и поют. Надеюсь, им запомнится вечер.

Я влился в толпу и немного потанцевал. Пронимает до основ существа, стоит признать. Наверняка бы ещё подёргался, но костёр догорел и надо показать ребятам новую забаву. Жаль только опять вспотею.

Мой прыжок над углями они восприняли на ура. Взвыли и захлопали. И тут же следом давай прыгать. В это время меня кто-то схватил! Хорошо, я почти сразу учуял волнующий аромат, а то бы не знаю как всё вышло.

— Всё, я готова! — обдала мятным дыханием Настя. — Пошли?

— Я за тобой вышел. Нагулялась уже?

Мы ловко ушли во тьму деревьев, чтобы выйти уже на дорожке неподалёку — освещённой, но со скрывающими нас кустами.

— Я же говорила тебе, что не сильно люблю такие развлечения, да и от внимания устала. Всем теперь так интересно «что я люблю, какой бренд косметики нравится, а какой нет»? — сделала искажённый тон она. — Конечно я рада, что больше не этот… какой-то там враг…

— Народа.

— Да, что не враг народа, но всё же мне по душе одиночество и… — в свете фонаря она лукаво посмотрела, — наши с тобой вечера.

— И не только, да?

— Угу, — кивнула она. — Я бы хотела и в городе тоже встречаться. Ты же хочешь? Не против?

Может виду и не подал, но сейчас мне прилетел удар под дых. Мощный, поставленный и в самое солнышко. Важна даже не секунда, а её доли. Любое заикание и заминка расскажет Насте всё.

Но у меня есть и другая правда:

— Хочу. Я часто думал над этим. Даже больше — я всеми клеточками хочу вырваться уже отсюда, из лагеря. Хочу, но не могу.

— Это как? — непонимающе воззрилась она.

Мы успели дойти до крыльца, поэтому отвечать буду уже в комнате. Настя легко забралась в окно, а её, помимо моих рук, встречает шум греющегося чайника.

Чувственной тоске не помешала даже тема разговора — мы пылко обнялись, а губы сковал глубокий поцелуй.

Настя поёрзала на стуле и пытливо уставилась. Мне легко удалось представить эти чудные глаза — изумрудные, с рельефными тенями и желтым неровным ободком вокруг зрачка.

— Вот скажи, кто твой отец? — начал я.

— Папа?

— Да. Кем работает, что делает?

— Бизнесмен. У него много дел. Мы не так чтобы хорошо общаемся и видимся редко.

Я покивал.

— Быков Валерий Михайлович, верно?

— Хи-хи, мне уже интересно к чему ты ведёшь.

— Ты, главное, чай не забывай пить, — ухмыльнулся я.

— Угу! — отозвалась она и принялась дуть в кружку.

— Настя, ты в курсе того, как твой папа получил бизнес и имущество?

Это её озадачило. Пожав плечами, она говорит:

— Я не спрашивала. Наверное просто открыл бизнес и вот.

Прочистив горло, я приступил к непростой теме:

— Твой отец, как и многие другие живые владельцы крупного бизнеса — это выходцы из криминальной среды. Мафиозники. Бандиты. Не все из них прям убийцы и прочее, но у нас в стране, в постимперское время, было попросту невозможно вести дело без связей с криминалом. Но, если честно, Валерий Быков никогда и не был стеснительным и сговорчивым. Наоборот — всегда на передовой. В Елогорске все о нём слышали, а кто и имели знакомство. Обычно не самое приятное.

Повисла тишина. Настя заметно напряглась.

— Я это говорю не для того, чтобы обсуждать личность твоего отца, а чтобы объяснить как оказался тут, в лагере и почему мне затруднительно вернуться в город.

Мы снова немного помолчали. Настя замерла как птичка в клетке.

— Однажды, мы с моим бывшим другом и однокурсником решили тоже создать свой бизнес. Ничего необычного — мелкая точка продажи техники и аксессуаров. В силу неопытности, наши дела довольно быстро стали не очень. Мы дважды занимали деньги у мафии — первый раз на открытие, а второй на поддержание. Сумма, в итоге, вышла очень большой. В тот самый момент, когда я ломал голову, как теперь быть, бывший друг изловчился и весь долг оказался на мне. Оказалось, что он изначально подстелил себе соломку, выступая как переговорщик и товарищ, но не как полноценный партнёр. Всё было зарегистрировано на меня. И долг, соответственно, повесили только на меня. Начались угрозы. Из-за одной особо эффектной мать получила обширный инсульт и попала в больницу. Врачи были настроены скептически, а мне уже вполне серьёзно грозила расправа — подбодрить, чтобы быстрее деньги собирал. И тогда мне помогли спрятаться здесь. Вот уже три года я работаю и живу в лагере. Запертый на неопределённое время.

Сам не знаю зачем рассказываю это Насте. Просто хочется. Вернее, мне не хочется, чтобы она подумала, что я всего лишь играл с ней или использовал. Что есть уважительная причина, почему я не могу поехать в город.

— Саш, получается ты занял деньги у моего папы? — проговорила она дрожащим голосом.

— Не лично у него, но у его коллег, скажем.

Она подумала немного.

— Так может я его попрошу простить тебя?

Я неверяще посмотрел в озарившееся лицо девушки.

— Святая ты простота. И как