– Ну так что же это такое? – В ее голосе слышится даже какое-то нетерпение. Почти нетерпение.

Я открываю рот, но из него вылетает лишь судорожный выдох.

– Ты меня пугаешь, Адам! – Теперь ее голос от страха звучит резко. – Просто скажи мне.

Я бы сказал. Если бы помнил, как люди вообще произносят слова. Большим пальцем я осторожно провожу по тыльной стороне ее ладони.

– Ливия, мне очень жаль, но… произошел несчастный случай.

Она стремительно бледнеет.

– О господи… с Марни? Что случилось? Она пострадала, она в больнице?

– Нет-нет, она не в больнице. Она… она не выбралась, Ливия. Она ушла.

Мир останавливается. На несколько мгновений мы перестаем дышать.

– Ушла? – Ливия наконец обретает дар речи. – Что значит «ушла»? Куда ушла?

– Мне очень жаль, Ливия, – повторяю я. А я-то думал, что боль не может быть сильнее. – Марни… она умерла. Погибла. Ее больше нет.

Она выдергивает свои руки из моих:

– Ты что, Адам? Замолчи! Как ты вообще можешь такое говорить? Не надо! Хватит! Слышишь? Не говори глупостей! У нее просто роман, вот и все!

Я пытаюсь притянуть ее к себе, но она выворачивается у меня из рук.

– Ливия, это правда. Я бы хотел, чтобы было иначе, но это правда. Она хотела прилететь домой пораньше, устроить тебе сюрприз. Хотела объявиться на твоем празднике. Неожиданно. Но ее самолет… он разбился. Разбился, когда вылетал из Каира.

– Из Каира? – Она так и вцепляется в это слово. – Марни вообще не могла быть в Каире, ты ошибся. Марни же в Гонконге. Она уехала куда-то на выходные, она сама нам сказала. Но не в Каир, она бы не полетела в Каир, это слишком далеко. Да, на празднике кто-то говорил про авиакатастрофу, вроде бы в Каире. Ничего страшного, Адам, ты просто что-то перепутал, ты спал, и тебе что-то приснилось, ты перепутал.

– Нет. Вот почему завтра мы туда летим. Чтобы… увидеть, где Марни…

– Нет! – Она резким движением закрывает себе уши ладонями. – Даже слышать не хочу! Я не понимаю, что ты говоришь, и понимать не желаю!

Я представлял себе разные ее реакции на эту страшную новость, но такой реакции не ожидал. Не думал, что она не пожелает понять мои слова. Мне хочется заорать – уж придется тебе понять. Потому что нет другого способа сообщить ей, что Марни погибла, что ее больше нет. Но я лишь осторожно отнимаю ее руки от ушей, и обнимаю ее, и крепко сжимаю в объятиях.

– Мне очень жаль, Ливия, но Марни была на том самолете, который разбился. Она летела домой, на твой праздник. Летела с двумя пересадками. В Каире и в Амстердаме. Ты сама знаешь, я бы не стал этого говорить, будь это не так. Мне жаль… мне очень жаль.

Где-то внутри ее зарождается стон, отзвук того стона, который вырвался из нее, когда она выталкивала из себя Джоша, наверняка она издавала тот же звук, когда рожала Марни, только вот я тогда не был рядом и не слышал. Я буквально приковываю ее к себе, чтобы принять на себя удар ее скорби. Изо рта у меня льются тупые, бесполезные банальности, которых я совершенно не хотел говорить, но теперь они сами рвутся наружу.

– Ничего, Ливия, ничего страшного, все в порядке, все будет хорошо, я тебе обещаю, все будет хорошо.

Но она не слушает и не слышит, она не в состоянии сейчас слушать и слышать, она чувствует лишь острую боль утраты.

Дверь спальни распахивается. На пороге Джош, и лицо у него перекошено от страха. Ну да, Джош, я совсем забыл про Джоша.

– Ма! – Он глядит на Ливию, привалившуюся ко мне, и паника в нем лишь усиливается. – Па, что случилось? Что произошло? Что-то с дедушкой? С бабушкой?

Я не хотел, чтобы так было. Я хотел сначала сказать Ливии, а потом Джошу. По отдельности. Чтобы я мог их по-настоящему утешить. Хоть как-то.

Я протягиваю руку в его сторону:

– Джош. Подойди сюда.

Он стоит как приклеенный, его словно парализовало от страха.

– Да что случилось? Па, что случилось?

Мне трудно сделать так, чтобы он меня слышал, Ливия слишком громко, слишком ужасно рыдает.

– Надо, чтобы ты сюда подошел, – говорю я ему. – Пожалуйста.

Он подходит. Садится на кровать рядом с нами.

– Да что такое? Что вообще творится?

Я кладу руку ему на плечо.

– Джош… это насчет Марни. – Я не в состоянии продолжать. Одно упоминание ее имени лишь усиливает страшное горе Ливии.

– В каком смысле – насчет Марни? – В его глазах бьется нарастающая паника. – Какой-то… несчастный случай?

– Самолет разбился. Мне очень жаль, Джош, но… Марни на нем летела.

– Самолет? Где? Как это было?

– В Каире. Марни летела домой, хотела неожиданно появиться на празднике, устроить сюрприз. Самолет разбился. При взлете.

Джош в ужасе глядит на меня.

– Ты хочешь сказать… ты… – Он пытается спросить по-другому. – Но она… с ней ведь все в порядке, да?

Я качаю головой:

– Нет. Нет… Мне очень жаль. Мне так жаль.

Он ждет продолжения.

– Ее больше нет. Марни погибла… в этой катастрофе.

Он так сильно бледнеет, что мне становится страшно за него. Я кладу ладонь ему на затылок, придвигаю его к себе, к Ливии. И обнимаю их, пока они падают на кровать.

ВСЕ, ЧТО ДВИГАЛОСЬ, ТЕПЕРЬ ОСТАНОВИЛОСЬ. Я не могу дышать. Стены комнаты давят на меня.

Не может быть. Это не на самом деле. Не может быть, чтобы это была правда. Я не понимаю, не понимаю, как это Марни очутилась в Каире. Она сказала, что ненадолго уедет, чтобы спокойно подготовиться к экзамену. Что же она делала в Каире? В Каире шумно, она не могла бы там спокойно готовиться. Адам все твердит мне, что она направлялась сюда, на мой праздник, но это как-то дико и бессмысленно. Зачем ей тогда быть в Каире, если она летела сюда? Адам объясняет, снова и снова, мне и Джошу, потому что Джош понимает не больше моего. Адам твердит, что она летела в Амстердам, но и это звучит совершенно бессмысленно. Джош, бедный Джош. Я рада, что он затих, было невыносимо, когда он плакал, содрогания его тела доходили до меня даже сквозь Адама, который сидит между нами. Эти рыдания проникли сквозь мою боль, и я даже смогла его утешить. Попытаться утешить.

– Что же нам теперь делать, па? – бормочет он. В его словах слышится такой ужас, у меня просто сердце разрывается. – Что нам теперь делать?

– Мы через это пройдем, мы с этим справимся, мы будем сильными… ради друг друга, – говорит Адам. – Нам надо подумать о тех, кто любит Марни так же сильно, как мы. Подумать о том, как мы им скажем. Надо быть сильными ради них, ради бабушки, дедушки… – Его голос пресекается: видно, Адам не в силах даже представить себе, как он скажет об этом своим родителям.