Я наклоняюсь вперед и сосредоточиваюсь лишь на дыхании. Мне не приходится долго ждать Нельсона. Он ничего не говорит, просто садится рядом, и я понимаю, что он уже знает. Видно, ему сказал Джош, когда его впускал.

– Мне очень жаль, Адам. – Он тоже почти шепчет.

Я прочищаю горло:

– Ты можешь сказать Джесс? И попроси ее приехать, чтобы она побыла с Ливией. Пусть одна приедет, без Роба.

– Да, конечно. Что я еще могу для вас сделать? Может, тебе… не знаю… чашку чаю принести, что-нибудь такое?

Я встаю: мне вдруг нужно побольше пространства. Оглядываюсь вокруг, но повсюду лишь напоминания о недавнем празднике. Толком ничего не видя, бреду к сараю, отталкивая шатер плечом. Кусок черного ореха, который я начал резать для Марни, до сих пор там, где я его оставил, – на полу перед верстаком. Я опускаюсь рядом с ним. Мне просто необходимо его физическое присутствие рядом. Я закрываю глаза.

Проходит какое-то время. Появляется отец. Садится рядом со мной, притягивает меня к себе, кладет мою голову себе на плечо.

– Ничего, ничего, – говорит он мягко. – Ничего.

В СПАЛЬНЮ СТУЧАТСЯ, дверь начинает открываться, и я уже готова заорать на Адама, крикнуть, чтобы он убирался. Какая-то часть меня стыдится того, что я так на него набросилась, но я знаю, что, если он снова попробует ко мне приблизиться, я опять на него наброшусь. Поверить не могу, просто не могу поверить, что он допустил, чтобы праздник шел как ни в чем не бывало.

Но это не Адам – это Нельсон. Как только я вижу его солидную фигуру, заполняющую почти весь дверной проем, я снова принимаюсь реветь. Джош по-прежнему сидит, обняв меня одной рукой. Он притягивает меня поближе к себе.

Нельсон вдвигается в комнату.

– Ливия, Джош… Мне очень жаль. Мне так жаль.

Джош что-то мямлит в ответ, но я ничего не говорю – что тут скажешь?

– Я разговаривал с Джесс, – продолжает Нельсон. – Она уже едет сюда. Ее Клео привезет.

Я облегченно вздыхаю.

– Спасибо, – растроганно говорю я сквозь слезы. Потому что сейчас мне очень нужна Джесс.

Вижу, что Нельсон оценивает ситуацию: мы с Джошем сидим вместе на кровати, я реву, Джош изо всех сил пытается меня утешить.

– Джош, можно тебя кое о чем попросить? – спрашивает Нельсон. – Твой папа просил меня сказать всем про Марни. – Удивительно, как это Нельсон сумел произнести ее имя – непринужденно, без заминки или смущения. Вот человек, который нам сейчас нужен. – Ты не мог бы мне набросать список имен и телефонов?

Джош поднимается на ноги:

– Конечно.

Голос его звучит тускло, но в нем слышится и невольное облегчение. Ну да, все понятно – Нельсон специально попросил Джоша помочь, чтобы чем-то его занять.

Они стоят, крепко обхватив друг друга, и я рада, что Джош может получить от Нельсона хоть какое-то утешение. Я ему дать его не могла. Мне хотелось бы быть сильной ради него, но ужас от сознания того, что я хохотала и плясала, когда Марни уже не было, совершенно невыносим. Я хочу протянуть к нему руки, обнять его, как Нельсон, но меня накрывают все новые волны боли и тоски, и я понимаю, что не в состоянии ему помочь.

Джош уходит. Я ощущаю скорбь Нельсона, пока сижу, вертя в руках промокшую салфетку, пытаясь как-то обуздать рыдания.

– Прости, – неловко произношу я, когда он опускается на кровать рядом со мной. – Хотела бы я перестать реветь. Не могу.

– С тобой случилось самое худшее, что только может случиться, – говорит он, притягивая меня к себе. – Тебе можно сейчас реветь сколько угодно.

– Не могу поверить… – потерянно бормочу я. – Не могу поверить, что Марни…

– Я знаю, – откликается он, приглаживая мои волосы. – Я знаю.

Мне хочется рассказать ему, что Адам знал о катастрофе еще за несколько часов до начала праздника. Но меня что-то останавливает. Что бы я там ни думала об Адаме, я не хочу, чтобы Нельсон из-за этого стал хуже к нему относиться.

Снизу, из холла, доносится голос Джесс. Я с трудом поднимаюсь с кровати, но к тому времени, когда я открываю дверь, она уже здесь, уже поднялась по лестнице.

– Ливия, – только и произносит она. И потом мы рыдаем в объятиях друг друга, потому что она понимает мою боль, боль матери, которая потеряла ребенка.

Нельсон протискивается мимо нас, на мгновение опустив тяжелые ладони нам на плечи.

– Майк сделал чай, – наконец говорит Джесс, вытирая глаза. – Пойдем-ка вниз.

– Адама ведь там нет?

– Нет, он у себя в сарае. Майк туда пошел – отнести ему чай и тосты.

– Меня не удивляет, что Адам в состоянии сейчас есть, – горько говорю я. Ей-то я могу рассказать. – Он знал, Джесс. Он знал про Марни – и не остановил праздник. Вел себя как обычно, как будто ничего не случилось. И, что еще хуже, он мне позволил вести себя как обычно. – Я недоуменно качаю головой, и по лицу у меня снова начинают течь слезы. – Я никогда с этим не примирюсь. С тем, что я плясала в тот день, когда погибла моя дочь.

– Я не думаю, что он знал наверняка… про Марни, – нерешительно возражает она. – Судя по тому, что мне сказала Клео, он получил официальное подтверждение только сегодня утром.

– Клео? Почему Адам с ней про это говорил?

– Она тоже знала, что Марни возвращается раньше времени.

– Клео знала? – В голове у меня полный хаос.

– Пойдем, пойдем, – говорит она, деликатно подталкивая меня к лестнице. – Давай-ка выпьем чаю. Клео сейчас с Джошем. Ты с ней потом поговоришь.

ГЛУХОЙ ВСХЛИП, ВЫРВАВШИЙСЯ У ЛИВИИ, нарушает молчание. Мы сидим на кухне. Перед нами нетронутый чай.

– Простите, – лепечет она.

Мне очень хочется утешить ее, обнять, но она ничего этого от меня не хочет, она принимает утешения лишь от Джесс, ей нужна только Джесс.

– Не дури, – говорит мама. Глаза у нее слишком яркие – от непролитых слез. – Тебе не за что извиняться.

День был прострочен постоянными выходами Нельсона куда-то в соседнюю комнату, чтобы позвонить и оповестить. Он то и дело возвращался, чтобы передать нам: тот или та, кому он позвонил, думает о нас и просит сообщить, если он или она может нам чем-то помочь, чем угодно. Похоже, Ливия на это вообще не обращает внимания, даже не кивает. Она ушла в себя – для самозащиты. Не захотела видеть собственную мать, с которой недавно воссоединилась.

Мы вообще-то совсем забыли про Патрисию. В середине дня кто-то позвонил в дверь, и мы отправили Нельсона открывать, предполагая, что явился кто-то из соседей.

– Ливия, это твоя мать, – сообщил он, возвращаясь на кухню. Но Ливия только покачала головой, так что Нельсону пришлось самому объяснять ее матери про Марни.