— Попытаюсь... При обыске у старика Чувьюрова...

— Это мой отец.

— Я знаю... Так вот, при обыске в его квартире мы нашли твою фотографию.

— С титьками? — усмехнулась Надя.

— Да, с ними. И я... В общем, я захотел тебя увидеть. Провел некоторые оперативные меры... И вот, пожалуйста, ты сидишь в моей машине.

— Значит, ты тоже участвовал в обыске?

— Немного. На подхвате.

— А после этого отец умер в тюрьме, — Надя в упор посмотрела на Андрея.Значит, и ты принял небольшое участие в его добивании.

— Твой отец не умер. Его убили. В тюрьме.

— Нет, — упрямо повторила Надя, — он умер от разрыва сердца... Или, как сейчас говорят... Инфаркт.

— Его сердце было проткнуто шилом. Вполне возможно, что это была заточенная велосипедная спица — укол был очень глубоким. Сердце оказалось пробитым насквозь.

Надя быстро взглянула на Андрея и снова вынула сигарету. Зажигалка в ее пальцах вздрагивала, вздрагивал огонек, но, наконец, над сигареткой поднялся дымок.

— Это совершенно точно?

— Есть акт вскрытия.

— Мне сказали, что с ним поработали ваши костоломы, все пытались выбить из него какие-то страшные тайны... А после этого он умер на нарах от сердечного приступа.

— С ним не работали никакие костоломы. Все было так, как я сказал. Скажи, среди способов, которыми Бевзлин избавляется от ненужных или опасных людей...

Есть такой — удар иглой в сердце?

Надя медленно повернула голову к Андрею. Теперь она казалась еще более растерянной.

— Да, такой случай был... Но там все произошло случайно, никто этого не хотел...

— Кроме исполнителя, — поправил Андрей. — Только исполнитель знал, чего он хочет.

— Его-то за что, Господи! — выбросив сигарету в окно, Надя закрыла лицо руками.

Андреи прислушался к себе — он оставался настолько спокойным, что даже устыдился своего спокойствия. Он рассматривал тонкие, длинные пальцы Нади, ногти были не слишком длинными, но ухоженными, видимо, за руками женщина следила постоянно. Браслет был явно золотой, хотя и тонкий, но с причудливой вязью и с тем лимонным оттенком, который говорил о золоте очень высокой пробы.

Потом Андрей увидел, как сквозь пальцы просочилась слезинка, но и это нисколько его не взволновало. Единственное, что он себе позволил, это осторожно положил ладонь Наде на голову. Его движение означало лишь сочувствие и просьбу взять себя в руки, ничего более.

— При обыске в его квартире мы нашли в холодильнике отрубленную руку,сказал Андрей. — Она лежала в морозильном отделении, завернутая в газету с подсохшими пятнами крови.

— У него в холодильнике?! — забыв о слезах, о размазанной по щекам туши, Надя уставилась на Андрея. — У него в холодильнике лежала человеческая рука?!

— Человеческая, — кивнул Андрей. — Наш эксперт потом нашел на ней татуировку... Небольшой якорек... Между большим и указательным пальцами. И еще в этой руке был обнаружен маленький осколочек. Наши ребята сделали вывод, что человек этот участвовал в войне и имел отношение к морю.

— Спиридонов... — шепотом произнесла Надя. — Петр Иванович Спиридонов. Это он...

— Сосед? — спросил Андрей.

— А ты откуда знаешь?

— У твоего отца многие соседи почему-то умирали... По разным причинам. Ты этого не знала?

— Анатолий обещал отца не трогать.

— Анатолий — это кто?

— Бевзлин.

— Надо же, — удивился Андрей. — У него, оказывается, имя вполне человеческое.

— У него и фамилия человеческая, — повысила голос Надя, почему-то ей захотелось защитить Бевзлина.

— Нет, — твердо сказал Андрей. — Фамилия у него совершенно нечеловеческая.

Это уж точно. К тому же, еще и фальшивая. Настоящая его фамилия — Бевз. И очень многие люди хотели бы с ним встретиться и поговорить. О многом они хотели бы с ним поговорить. Что касается твоего отца... Бевзлин не мог его не тронуть по той простой причине, что ваша квартира оставалась единственной на площадке, которая не принадлежала твоему Толику. А сделай он на всей площадке одну квартиру, ее цена подскочила бы очень сильно. Отдельный лифт, отдельная площадка, бронированная дверь, автоматчики у входа, полная безопасность... Это сейчас дорого стоит. Есть люди, которые готовы платить любые деньги за такие квартиры.

— Он обещал не трогать отца, — повторила Надя, как заклинание. — Он обещал мне это и дал слово.

— Бевзлин дал слово? — усмехнулся Андрей.

— Наверное, Анатолий не очень хороший человек, наверное, его можно назвать плохим человеком, но слово свое он держит. И я прямо тебе об этом говорю. И поэтому жизнь твоя в опасности.

— В мире кое-что изменилось, Надя. Жизнь Толика в неменьшей опасности.

Толик Бевзлин тоже пусть пораскинет умишком, тоже пусть поостережется.

— Откуда же ему грозит опасность?

— Он обидел очень крутого человека... Его зовут Пафнутьев Павел Николаевич.

— Это тот самый прокурорский чиновник, который...

— Да, это он, — Андрей не позволил Наде произнести обидные для Пафнутьева слова.

— Оставим это, — женщина устало махнула рукой. — Знаешь... Ты, конечно, парень ничего так... И, возможно, в другой жизни у нас с тобой могло бы что-то получиться... Но здесь, сейчас... Слишком многое стоит между нами. Слишком многое, Андрей.

— А что между нами стоит?

— Если сказать одним словом... Бевзлин.

— А кто это? — спросил Андрей с серьезным видом.

— У меня такое чувство, что у тебя будет возможность познакомиться с ним поближе.

— Я сам этого хочу!

— Да? — улыбнулась Надя. — Ладно, Андрей, оставим это... Знаешь, отвези меня домой или хотя бы поближе к дому... Я плохо себя чувствую. Мне плохо, Андрей...

— Что-то случилось?

— Да...

— Я могу помочь?

— Исключено.

— А я ведь и в самом деле могу помочь, — настаивал Андрей, почувствовав колебание в голосе Нади.

Женщина посмотрела на него, но ничего, кроме усталости не было в ее взгляде. Она помолчала, потом, видимо, решившись, вздохнула, закурила новую сигарету, выдохнув дым наружу.

— У меня умер ребенок, — сказала она негромко. — Соврем недавно... Месяц еще не прошел.

— Сколько было ребенку? — механически спросил Андрей, чтобы не молчать, чтобы заполнить паузу, если не словами, то хотя бы звуками.

— Неделя, — сквозь слезы проговорила Надя. — Ему было около недели.

— А что с ним случилось?