Впрочем, Андрей остановился от внезапно пришедшей мысли — а может быть, у Бевзлина для других дел есть другие исполнители? Нет, вряд ли, ведь и несколько дней назад тоже были бы более уместны другие, ловкие, жесткие и натасканные.

И было еще одно обстоятельство, которое подогревало решимость Андрея найти Надю — он понимал, что это важно для Пафнутьева. Поэтому ему предстоит не просто рискованное свидание с красивой женщиной, которая приглянулась на рекламе и в которую он, похоже, влюбился, это еще и оперативная работа...

Андрей медленно прошел вдоль витрин, постоял у той, где была выставлена видеотехника. Тут всегда толпились люди, которые мечтали обо всех этих видиках, камерах, телеках, в основном молодежь — парни с девушками, которые считали, что настоящая счастливая, интересная жизнь у них начнется, когда они смогут смотреть половые шалости негров с белыми, детей с животными, толстых с тонкими, а без всего этого жизнь их представляет собой сплошное прозябание, жалкое, унылое существование.

Еще раз пройдя вдоль всех витрин, Андрей вернулся к оставленной за углом машине и, уже не отвлекаясь, направился в прокуратуру — Пафнутьев наверняка выглядывает в окно: не приехал ли он, не вернулся ли с опасного задания по перевозке младенца с места на место.

* * *

Пафнугьев вышел из прокуратуры, оглянулся по сторонам, с некоторых пор он постоянно оглядывался — ему не нравилось установившееся вдруг затишье. Так не бывает, так никогда не бывает, когда дело имеешь с хорошо организованной бандой. Если тишина — запирай окна и двери, вызывай милицию, если, конечно, удастся уговорить ее приехать спасать тебя, или же вообще высылай верного человека за билетом на вокзал, в аэропорт.

И сматывайся, смывайся, линяй!

И лучше до обеда, чем после, лучше до того, как выпьешь чашку чаю, чем после. Другими словами — немедленно в дверь, и сразу включай четвертую скорость. Хватай случайную машину, в твою наверняка заложена бомба, добирайся окраинными улицами, избегай тех, к которым привык, и мотай вместе с ближними своими, иначе удар придется на них.

Вокруг Пафнутьева с некоторых пор наступила вполне осязаемая тишина. Он чувствовал ее шкурой, и с каждым часом она угнетала его все больше. Резко уменьшилось количество телефонных звонков — люди словно поняли, увидели его обреченность. И посетителей стало меньше, и сослуживцы посматривали на него с явным недоумением — дескать, неужели он еще жив?

Полностью уйти в подполье Пафнугьев мог.

Но не хотел.

Что-то его останавливало, может быть, сохранившаяся где-то в самых отдаленных уголках души гордость — качество ныне странное, редкое, вызывающее у окружающих неприятие, а то и откровенную ненависть. И это справедливо — гордый человек непредсказуем, он подвергает опасности не только себя, но и окружающих.

Под ним взрываются гранаты, вокруг него вьются шальные пули и вертятся люди, каждую минуту готовые на контрольный выстрел в голову.

Как-то к нему забрел Худолей. Вошел, потоптался у двери, не дождавшись, пока Пафнугьев закончит телефонный разговор, сам сел к приставному столику.

— Паша, — сказал он, когда Пафнугьев положил трубку, — я на два слова...

Если не возражаешь.

— Валяй.

— Тут вот такое деликатное дело... Слухи разные ходят, люди впадают в недоумение... Это тебя касается, Паша.

— Ну? — насторожился Пафнугьев.

— Говорят, снимают тебя, — Худолей поднял воспаленные глаза и посмотрел на Пафнутьева.

— Так... Снимают меня, это я уяснил. А назначают кого?

— И об этом говорят, Паша. Якобы, человека подобрали. Опыт, правда, у него не больно велик, но образование есть, юридическое образование, характер, жизненная закалка... Понимание задач... Ты же знаешь, Паша, что понимание задач, стоящих перед должностным лицом — это главное.

— Поддержка влиятельных людей? — подсказал Пафнутьев.

— Да, Паша, да.

— Откуда слухи?

— От Невродова. С той стороны ветер дует. Областная прокуратура.

— Кого же подобрали?

— Его фамилия Шанцев.

— Знаю такого.

— Кто он, Паша?

— Бандюга.

— Я так и знал, — Худолей поднялся. — Если понадобится, Паша, скажи... У меня руки не всегда дрожат. Пришли времена, Паша, когда каждая контора должна подумать о самообороне.

— У всех окон автоматчиков поставить? — усмехнулся Пафнутьев.

— А ты не смейся, Паша, до этого не так уж и далеко. Одно окно я готов на себя взять. И я тебе обещаю, в мое окно никто не влезет.

— Ну ты даешь, Худолей!

— Паша, давно у тебя гости были? Давно у тебя по карманам шарили и документы изымали? Давно я в бессознательном состоянии на этом полу валялся?

Это было совсем недавно. И будет опять. Лед сломан, почин сделан, брачная ночь позади.

— Какая ночь? — переспросил Пафнутьев, не сразу поняв причудливую мысль Худолея.

— Брачная, — твердо повторил тот. — Тебя не увезли в прошлый раз? Увезут в следующий. Не я тебя спас, случай подвернулся, судьба уберегла.

— Шанцев — это человек Бевзлина, — сказал Пафнутьев. — Президент фирмы «Фокус». Рука в холодильнике — его работа.

— У меня нет больше слов, Паша, — Хуцолей развел руки в стороны и, повернувшись, побрел к двери.

Пафнутьев его не останавливал.

Странно, но разговор с Худолеем не столько насторожил его, сколько успокоил. Если подобран человек, если этот человек Бевзлина, значит, снятие его, Пафнугьева, и назначение Шанцева должно быть проделано с некоторой служебной осмотрительностью, без трупа, без крови. Сначала пройдет быстрая, короткая газетная подготовка. Десяток позорящих статей при нынешней свободной прессе и наличии демократически мыслящих журналистов изготовить несложно, да и обойдется не очень дорого. Потом несколько интервью с Шанцевым по телевидению, его решительное заявление о необходимости жесткой борьбы с организованной преступностью...

Ну, и так далее.

Пафнутьев не стал даже додумывать эту мысль — все здесь было очевидно и многократно опробовано. Выйдя со двора прокуратуры на улицу, он остро глянул в одну сторону, в другую и зашагал к своему дому. Но не успел пройти и сотни метров, как возле него со скрежетом тормозов остановился старенький «жигуленок». В первое мгновение Пафнутьев отшатнулся, рука его нырнула под мышку, и, уже нащупав рукоятку пистолета, он узнал человека за рулем — это был Халандовский.

— Садись, Паша, — сказал тот. — Быстрее!

Пафнутьев бухнулся на сиденье, захлопнул дверцу, и Халандовский тут же рванул с места. Некоторое время он молчал, втискиваясь в плотный поток машин, чтобы затеряться, раствориться и исчезнуть для того наблюдателя, который, возможно, подсматривал за ним, следил и замышлял что-то поганое.