– Я – мужчина во всех отношениях. Точно так же, как и ты – женщина. Даже если некоторые считают тебя перепуганной маленькой девочкой, которую постоянно нужно спасать.

Я пропускаю шпильку мимо ушей.

– О, да ты знаток женщин.

На память мне приходит тоскливый, полный любовного вожделения взгляд Королевы Слоновой Кости из-за стекла. Странное, похожее на ревность чувство не проходит, но я подавляю его.

– Ты, кажется, завидуешь?

– Еще чего.

Морфей улыбается, перебрасывает крыло через плечо и приглаживает перья.

– Я должен был попрактиковаться в этом обличье. Но только одна женщина оказалась равной мне во всем. Умственно, физически, магически.

– Это она, да? – Моя зависть выросла до невиданных размеров. – И ты готов пожертвовать кем угодно, лишь бы ее вернуть.

– Абсолютно.

– Я тебя ненавижу.

– Только из-за того, что ты чувствуешь рядом со мной.

Мои ногти впиваются в ладони.

– Только из-за того, что ты пробуждаешь худшее во мне.

– О нет, детка. Я пробуждаю в тебе жизнь.

Его пристальный взгляд зачаровывает меня. Я вновь слышу колыбельную, и сердце начинает биться в такт:

Окончание стишка – последний фрагмент головоломки – по-прежнему ускользает из памяти. Я сжимаю виски, чтобы изгнать Морфея из моего сознания, задеваю шпильку и случайно дергаю себя за волосы.

– Хватит, – резко говорю я. – Где кладбище?

Паутинка подлетает и садится на плечо Морфея. Он указывает вниз.

– За пропастью… там.

Я вижу, как неподалеку от того места, где стоит Джеб, дюна словно обрывается. Отсюда трудно разглядеть, но это похоже на расщелину.

– Это пропасть? – уточняю я, сомневаясь всё сильнее с каждой секундой.

– Она отделяет пустыню от долины – слишком широкая, чтобы смертный мог ее перепрыгнуть. Кладбище находится на другой стороне. Оно заросло плющом, который защищает души от солнечного света.

Мне становится нехорошо при мысли о том, что придется брести через густые заросли, населенные призраками, будь это души подземцев или еще чьи-то. Но я обуздываю свой страх. Ведь там будет Джеб; я пойду туда не одна.

– Если ты не найдешь способ перебраться через трещину, – продолжает Морфей, – тебе придется идти пешком. Иди по верхнему гребню дюны, он ведет в обход.

Гребень тянется и тянется как будто без конца. Если мы пойдем кругом, это, возможно, займет целый день. Или два. Но я не могу потерять столько времени, если хочу помочь Элисон. Я уже собираюсь возразить Морфею, как вдруг Мышь Соня кричит:

– Жабедные птицы!

Паутинка зарывается в волосы Морфея. Громко хлопая крыльями, он взмывает в небо. Меня обдает порывом воздуха, пахнущего лакрицей. Болванс и прочие торопливо вбегают в домик Зайца и захлопывают дверь. В отдалении вздымаются клубы черной и белой пыли.

Пыль развеивается, и я вижу армию стражей, которые едут на птицах – огромных, похожих на страусов с павлиньими хвостами. Головы и крылья у них, как у гигантских кузнечиков. Хотя они, кажется, не умеют летать, зато их длинные ноги с легкостью преодолевают разделяющее нас пространство. Такое ощущение, что нас атакует стая кузнечиков-мутантов.

Я больше никогда в жизни не убью ни одно насекомое…

Мое сердце рвется вон из груди. Я кричу Морфею:

– Помоги нам!

– Берегись зыбучих песков, – отвечает тот. – Используй флейту, если утратишь опору. Если вам удастся перебраться, идите прямо к воротам кладбища. Солдаты туда не пойдут.

И он уносится в противоположную сторону.

Вот так.

Если нам удастся перебраться? От ярости я чуть не плачу.

– Ты поклялся, что больше не бросишь меня! У тебя отсохнут крылья, ты, трус! – кричу я.

«Но тебе не причинили вреда… пока».

Это голос Морфея, хотя я понятия не имею, откуда он доносится. Так или иначе, он прав – я позабыла об условии. Морфей – мастер формулировок.

Услышав громкий треск, я поворачиваюсь и вижу, что Джеб разбил сервировочный столик об ствол дерева. Прежде чем я успеваю понять, что он задумал, он отдирает от основания две полочки, переворачивает их и рассматривает с обратной стороны. Это гладкие, ровные дощечки, слегка загнутые кверху на концах.

Одну Джеб протягивает мне.

– Поехали!

Я ничего не понимаю.

Джеб надевает на плечи рюкзак, подбегает к краю дюны, который находится в нескольких шагах от нас, и кладет свою дощечку на песчаный склон. Наступив на нее одной ногой и слегка наклонив вперед, он поворачивается ко мне:

– Ну же, спортсменка!

Я становлюсь рядом и дрожащими руками кладу дощечку на песок.

Джеб думает, что мы съедем вниз на досках. Нечто вроде серфинга на песке. Но разве он не видит пропасть, которая отделяет пустыню от долины? Край склона слегка загибается вверх, как рампа. Не думает же он, что…

– Сегодня ты научишься прыгать, – говорит Джеб, закончив мою мысль.

Сердце у меня подкатывает к горлу.

– Ни за что.

– Без вариантов.

Он протягивает руку.

– Если начнем падать, пускай в ход магию. Вели доскам перелететь через расщелину.

– А если я не смогу? Я уже разрушила заклятье, исправив Алисины ошибки. Может быть, я – это снова я.

– Но ты по-прежнему выглядишь как здешняя. Держу пари, ты не станешь прежней, пока мы не пройдем через портал. И вообще, что нам терять?

Он ждет, протянув руку.

Я хватаюсь за нее и оглядываюсь назад. Облако пыли окутало склон: солдаты поднимаются на холм. Они окажутся наверху в любую секунду. Прищурившись, я разглядываю шевелящийся песок.

Спуск примерно в три раза круче, чем самая высокая рампа в «Подземелье» – а я даже с нее никогда не скатывалась. Мы так высоко, что пред глазами всё плывет, а ноги делаются ватными.

– Ух. – Джеб обхватывает меня за талию, чтобы я не упала.

– Джеб, – говорю я. – Нас разнесет в разные стороны.

– Ни за что.

Он отстегивает один конец металлической цепочки, продетой сквозь шлевки, и разматывает ее, оставив другой конец по-прежнему прикрепленным к брюкам. Джеб привязывает цепочку к кольцу у меня на поясе – получается что-то вроде страховочного троса. Если максимально его натянуть, мы разойдемся фута на три, не больше.