— Полк!

«Господи! Ну и голос! Просто бычий рев», — мне никогда еще не доводилось слышать кафедральных протодиаконов, но этому подполу не стыдно и при патриарших богослужениях провозглашать что-нибудь торжественное, подходящее случаю. От этого голоса сам собой втягивался живот, надувалась грудь, уносились вдаль невоенные мысли и приходила знакомая каждому солдату готовность слушать и исполнять приказания старшего начальника.

— Равняйсь! Смирно! — рыкнул начальник штаба.

Восемьсот человек ни звуком, ни шевелением не выдавали своего присутствия на плацу. Наступила гробовая тишина, когда сотни людей в форме, внимая голосу старшего, становятся единым целым. Вот ради именно этого единения силы и воли в армии и существуют дисциплина и субординация. Если бы Сафронов приказал сейчас всем взять в руки лопаты и до ужина вскопать на хрен те горы, что украшали собой пейзаж за нашими спинами, то полк без рассуждений повиновался бы ему.

— Равнение на сред-дину!

Дирижер всплеснул руками, оркестр дунул в трубы и колотнул по барабанам. Получился марш. Офицеры полка приложили ладони к виску, отдавая честь. Из дверей штаба вышел невысокого роста третий подполковник — командир полка Дружинин. Не видя командира, но угадав его появление спиной или просто ориентируясь по оркестру, Сафронов развернулся и высоко вскидывая длинные ноги в строевом шаге пошел встречать. Два подполковника остановили напротив друг друга, Дружинин тоже поднес ладонь к кепке.

— Товарищ подполковник! — рев сафроновской глотки ударял в фанерные стенки штаба и отлетал к затихшему строю, — Вверенный вам полк на утренний развод построен. Начальник штаба подполковник Сафронов.

Дружинин прошел мимо начальника штаба по направлению к шеренгам и колоннам. Сафронов сопровождал строевым и на это стоило посмотреть. Комполка не был маленьким, скорее среднего роста. Просто на фоне здоровенного выпускника Рязанского Высшего Военно-Десантного Командного училища он терялся как объект наблюдения. Пока Дружинин делал шаги, Сафронов перекрывал одним своим три командирских шага. Дружинин остановился. Сафронов успел сделать не более пяти шагов, но прошел половину плаца.

— Здравствуйте товарищи! — не отнимая ладони от виска поздоровался командир полка.

Прошло три секунды и…

— ЗДРАИА! ЖЕЛА! ТОВА! ПОЛКОВНИК!!! — грянули восемьсот глоток в едином воодушевлении.

— Вольно! Офицеры — на средину.

Офицеры строевым пошли от своих подразделений к командиру. Прапорщики выстроились в линию метрах в трех позади них. Меня кто-то несильно толкнул в плечо:

— Сделай два шага.

— Зачем? — не понял я.

— Ты — сержант. Сделай два шага из строя.

Я посмотрел по сторонам: и в самом деле — впереди каждой роты выстроились сержанты с красными лычками. Ну и я шагнул пару раз.

Развод — не парад, не долго длится. Дружинин сказал только, что разбор прошедшей операции с офицерами будет завтра и отпустил их с миром.

«Все занятия и работы — по распорядку дня и по плану работ».

Офицеры вернулись на свои места, только напротив нашего батальона остался стоять высокий капитан.

— Комбат, — шепнули сзади.

— Полк! — снова заревел Сафронов, — Управление прямо, остальные напра-ВО!

— Второй батальон на месте, — спокойно уточнил комбат.

Я, было, дернулся выполнять команду начальника штаба, но заботливые руки сослуживцев вернули меня в прежнее положение.

— Шагом…. Марш! — рявкнул напоследок Сафронов и пошел в штаб.

Все, кроме второго батальона двинулись с плаца. Комбат выжидал, пока освободится пространство. Я в это время рассматривал его.

Высокий, выше меня, но не такой здоровый, как Сафронов, а поджарый, без лишнего жира и мяса. Такую стать хорошо иметь многоборцам. Из-под выгоревшей потрепанной кепки с овальной кокардой на лбу выбивались пепельного цвета волосы, остриженные «в кружок» как у Иванушки-дурачка. Возможно, комбат и был бы похож из-за своей прически на придурка из русских народных сказок, если бы не пронзительный взгляд бледно-голубых глаз, который притягивал внимание. Комбат смотрел так, будто видит тебя насквозь. В такие глаза трудно врать. Вот только привычка плотно поджимать губы и немного приплюснутая челюсть в сочетании с этим холодным взглядом придавала комбату схожесть с лягушкой. Или с фашистом, какими их показывали в кино. Только немецкой каски не хватало — вылитый Ганс или Фриц, охотник на партизан. На груди его хэбэшки был прикручен маленький бронзовый орден Суворова — значок выпускника суворовского училища.

Таким я первый раз увидел своего комбата Баценкова.

Пока полковые службы освобождали плац от своего присутствия за спиной комбата выстроились еще два капитана и майор: замкомбата майор Чайка, начальник штаба капитан Скубиев, и зам. энша капитан Поляков. Баценков Обратился к батальону:

— Ну, как повоевали? Все живы?

Батальон оживился: с операции вернулись все, только трое были ранены.

— Командир мин. банды, почему у тебя в батарее двое раненых?

— Так, товарищ капитан…

— С тобой после разберемся, — Баценков подошел к четвертой роте, — молодцы, четвертая рота.

— Служим Советскому Союзу! — на узбекском, туркменском и таджикском языках откликнулись отличившиеся.

— Ты, Буба, из гранатомета стрелять разучился? — отечески обратился комбат к какому-то солдату из задних шеренг четвертой роты, — а ты, Алиахметов, в первый раз пулемет увидел? Почему тогда промазали?

Баценков повернулся к группе офицеров:

— Начальник штаба! Готовь наградные, вечером подпишу.

Мимо батальона в сторону складов нес своё брюхо зампотыл полка подполковник Марчук.

— Товарищ капитан, выдели-ка мне пятнадцать человек для разгрузки машин, — небрежно бросил он Баценкову.

— А пошел бы ты на хрен, товарищ подполковник, — без злобы и сердца послал комбат старшего начальника, — не видишь: я с батальоном разговариваю?

Я ахнул про себя:

«Вот это мужик!».

С этого момента я зауважал комбата и ныне и присно и во веки веков. Это он не просто тыловика послал. Это он наглядно и просто показал, что батальон для него важнее и дороже мнения и дружбы штабных и тыловых.

Марчук утерся и пошел искать подмогу в ремроту.

Баценков вернулся на свое место впереди строя.

— Командирам подразделений, развести людей по работам. Командирам рот и отдельных взводов сбор через полчаса в палатке взвода связи. Разойдись.

Мы вернулись в палатку и я не знал, чем себя занять. Старослужащие испарились, Кравцов отдыхал после бессонной ночи, Женек стоял под грибком в бронежилете, Тихон с Нуриком умотали в парк. Второго дневального, Гулина, тоже в палатке не было. Я был один. Я сел на табурет, ожидая, что придет лейтенант Михайлов и хоть он-то меня чем-нибудь озадачит, но вместо Михайлова в палатку зашли комбат и начальник штаба батальона.