Я встаю и тут же падаю на пол. Адская боль в левой ноге пронзает тело.

– Олечка Петровна, душенька, проснулись?

Александр Сергеевич материализуется в тот же миг и помогает мне сначала встать, а потом сесть обратно на стул.

– Что происходит? Откуда этот грохот?

– Э-э-э… Как бы это помягче сказать? Ещё немного потолка обрушилось, к сожалению.

– Помогите мне дойти, я должна сама посмотреть.

Я опираюсь на плечо своего нового друга и, прыгая на одной ноге, бодро ковыляю в сторону каминной комнаты. Но стоит только мне выйти в коридор, как я замираю. Под ритмичное шипение вытекающего из комнаты керамзита я осознаю масштабы обрушения.

– Ты только сильно не переживай, я всё тебе починю, – слышу я из-за спины голос Бориса. – Я тебе вообще всё в этой квартире сделаю за свой счёт, как пожелаешь. Ты только никому не рассказывай о том, что мы сегодня нашли.

Взвесь пыли и штукатурки оседают у меня на языке. Я помню этот привкус. Я стою с открытым ртом, вцепившись в Александра Сергеевича скрюченными пальцами, и пытаюсь не упасть в обморок от того, что вижу сквозь открытую дверь в каминную комнату.

– Ты как себя чувствуешь? – Дима подходит и внимательно смотрит на меня.

– У неё шок, и видимо всё-таки сотрясение, – Борис с другой стороны машет у меня перед глазами рукой.

Комната завалена смесью ломаных досок, опилок и керамзита. Топка камина скрыта полностью, а до подоконников не хватило всего ничего. Вместо потолка одна сплошная дыра с рваными краями и двумя металлическими балками по центру. Сцена из постапокалиптического будущего.

Я не могу вымолвить ни слова. Да и что я могу тут сказать? Я нашла сокровище, я молодец. Но свою чудесную и прекрасную комнату мне жалко до слез.

Меня увели обратно на кухню и усадили на тот же стул. Дима сделал всем чаю. Александр Сергеевич положил мне на лоб мокрое холодное полотенце. Борис отменил всех рабочих на сегодня и замуровал дом изнутри.

Прежде чем потолок рухнул окончательно, Дима достал десять мешков. Сейчас они стояли в углу кухни. Пока я была в отключке, они осмотрели всё, что там было, и убрали обратно.

– Посуда, часы, монеты и ткани. Вполне вероятно, что что-то упало тебе в комнату, но это мы поймем, только когда разгребём строительный мусор, – Борис ходил кругами по кухне, краснел, потел и тяжело дышал.

– Оля, скажи, что у тебя болит? – Не унимался Дима. – Может, тебя в больницу везти нужно?

– Что же делать? Я много раз представлял, как найду дедовы активы, но вот чтоб так? Мне в голову не приходило. Надо, чтоб никто ничего не увидел, сразу донесут или будут шантажировать. А я фигушки отдам государству своё. Это мое наследство, на каждой вещице мой вензель. Поклянитесь, что ничего никому не скажете? Я каждого отблагодарю. За тебя, Рыбкин, я спокоен, а вот дамочка? Что в твоей голове? Зачем ты вообще туда полезла?

Импровизированное совещание у меня на кухне разгорелось неожиданным жарким спором: что же нам всем теперь делать?

– У тебя в доме есть выпить? – Борис шарил в холодильнике и доставал то, что можно считать съедобным. – Негусто.

– Вот там посмотри, – я показываю на нишу под подоконником, которая раньше использовалась как холодильник.

Холодное полотенце возымело действие, и ко мне вернулась способность говорить.

– У меня всё болит. Особенно нога. Но голова относительно нормально, не похоже на сотрясение. Я ж теперь знаю, с чем сравнивать. Где мой телефон?

– Вот.

– Десять утра? Я думала, что уже как минимум обед! Покажите, что вы нашли. Мне очень интересно.

– У тебя только полбутылки вина, Рыбкин, а у тебя дома есть водка?

– Нет.

– Жаль. Мне срочно надо выпить.

– Оля, дай я ногу посмотрю, нет ли перелома? – Дима присел на корточки и стал ощупывать мою лодыжку.

– Ты лучше за Борисом смотри, вон как он покраснел. У него сейчас инфаркт случится, чего доброго, или сердечный приступ.

Я наблюдала, как Боря шарит у меня по шкафам и ищет, что бы выпить. Его лысина сверкала мокрыми потными градинами сквозь алеющую красноту.

– У человека потрясение, ты за ним последи. Он не в себе. Помоги мне вон туда допрыгать.

Мне очень хочется посмотреть, что же я нашла. Серая мешковина, вся в опилках и следах штукатурки, но даже ее трогать неимоверно приятно. Связь с прошлым, даже не своим, я ощущаю крайне остро. Моя фантазия берёт верх над разумом, стоит мне только прикоснуться к первому свёртку. Я мгновенно улетаю и, мне кажется, вижу, как больше чем век назад в самую тёмную ночь своей жизни мужчина, похожий на Бориса, судорожно бросает в этот мешок осколки своей жизни. Нет, это не просто серебряные кубки и тарелки, это символ борьбы с беззаконием и желание во что бы то ни стало сохранить свое родное, кровное. Почему он выбрал спасать вещи, а не с сыном в охапку бежать из страны в чём есть? Почему хватался за деньги сильнее, чем за жизнь? Мне не дано этого понять, но я могу чувствовать.

Я неспешно достаю один за другим предметы наследия неизвестного мне купца Ломова и раскладываю в ряд. Почерневшие от времени и сероводорода, они все равно впечатляют своей величественностью.

Спустя час весь пол моей кухни услан раритетами, а сама я сижу в обнимку с куском тёмно-бордового бархата. Меня оглушило от посыла времени. Потрогав руками, я как будто лично побывала там, когда всё вокруг горит, ребёнок плачет, а безумный от ярости человек пихает серебряный канделябр в мешок.

Тем временем Борис сходил в магазин и вернулся с мешком еды и алкоголя. Дима выгулял и накормил моих животных. Александр Сергеевич ушел к себе в комнату читать, сказав, что его сокровища на бумаге.

Я невольно стала эпицентром событий, не имеющих отношения к моей жизни. Нашла Борькино сокровище и почувствовала лишь чужие боль, гнев и отчаяние. Сам же наследник молча накидывался водкой, нервно хихикал и совершенно не представлял, что же ему делать. Красота найденного вмиг померкла в моих глазах после того, как я почувствовала энергию вещей. Наверное, я немного того, я не знаю с чем мне сравнивать, но мне вдруг захотелось, чтоб это все исчезло из моей кухни и из жизни.

Я наигралась и вспомнила, что в три часа придёт Ваня, вечером у меня Ночлежка, а вообще я смертельно соскучилась по Валере. А ещё у меня теперь дырка в потолке, вот как с ней жить?

– Дима, что делать будем?

Глухой низкий смех.

– Понятия не имею. Ты у нас обычно рулишь.

– Боря, ау, приём! Забирай свои прелести и езжай. Я устала.

– Сейчас. Дай ещё немного посидеть, мне плохо что-то.

– Вези, ты нас, Дима, с Борькой в больницу. Меня в травму, а его в нервное отделение. Смотри – он побелел. А мне все-таки стоит снимок ноги сделать.