Плачу, как малое дитя. Плевать, думает Эбби, я устала быть сильной.

– Тяжело терять близкого человека, – говорит Бет, подвигая коробку с носовыми платками. – Вы долго прожили с мужем, и у вас общий ребенок.

– Закупаете их оптом? – спрашивает Эбби, вытирая глаза.

Бет улыбается.

– Простите. Не могу взять себя в руки. – Эбби вздыхает. – Странно, что до меня все это дошло только сейчас. Наверное, потому, что мы занимались официальным разводом, продажа дома на всем ставит точку. А между тем я потеряла Гленна, вернее, мы потеряли друг друга уже несколько лет назад.

– Удивительно, сколько перемен произошло в вашей жизни за сравнительно недолгий промежуток времени.

– Не хочу уезжать из своего дома – это единственное надежное место, – говорит Эбби.

– Наверное, оно дает вам и Каллуму чувство защищенности.

– Именно… Как он посмел пригласить туда Кару! – У Эбби пылают щеки.

– Вы имеете полное право сердиться.

– Я ревную, – признается Эбби.

– Даже если браку пришел конец, очень больно узнать, что человек, которого вы любили, кого-то нашел, – это усиливает тоску.

– Он много месяцев встречался с ней у меня за спиной!

– Значит, вы считаете, что вас предали?

– Да. Понимаю, мы договорились, что разведемся, но ложь – вот что выводит меня из себя. Я бы никогда так не поступила. Не говоря уже о том, что у меня просто не было времени крутить романы… – Задумавшись, она замолкает, и гнев проходит так же быстро, как нарастал. – Мне все-таки кажется, что я сама виновата… Я настолько была поглощена Каллумом… Как вы думаете?

Эбби поднимает глаза и по выражению лица Бет видит – она ей сочувствует. Как здорово, что Бет всегда на моей стороне, думает Эбби.

– В разрыве отношений очень редко виноват только один человек, а судя по тому, что вы мне рассказали, ответственность в вашем случае лежит не только на вас. Понимаете, укорять себя – не лучшее решение.

– Думаете, это неправильный образ мыслей? – спрашивает Эбби. – Мне кажется… В любом случае я больше не хочу его видеть. Из-за него я схожу с ума. – Эбби смеется. – В том, что я оказалась здесь, он тоже виноват.

Отказ Гленна заниматься с Каллумом, помогать по дому, вести переговоры с покупателями… Он эгоистичен, порой жесток. Не предпринял ни единой попытки меня поддержать. И в довершение всего спал в моей кровати. С Карой!

– Знаете, он мне отвратителен.

В голове полный сумбур: то плачу, то злюсь. Затем она напоминает себе вслух:

– Есть кое-что хорошее.

– Да?

– М-м. – Эбби на секунду задумывается. – Наверное, начало действовать лечение. В любом случае, как ни странно, паника прошла. Как только я узнала об интрижке Гленна, у меня словно пелена спала с глаз. Теперь я вижу гораздо лучше.

* * *

Из потрепанной сумки с бумагами Леона достает папку.

– Какой красивый у вас дом, – говорит она, прохаживаясь по гостиной.

Майкл прикрывает дверь, чтобы их было не слышно.

– Жена очень старается.

– Это заметно.

– Ее Крисси зовут.

– Хорошо, что ей не все равно.

По мнению Майкла, так и должно быть, и до него не доходит, что это важно. Даже тот факт, что жена собственноручно убрала обломки в саду за домом и спасла все, что могла, из его сарая, не имеет для него особого значения.

Леона смотрит на фото в серебристой рамке на каминной полочке.

– Это ваши дети?

– Да.

– Красивая парочка. Мальчик похож на вас.

Майкл не реагирует на комплимент.

– Как их зовут?

– Райан и Келли.

– Они тоже здесь живут?

– Сейчас нет. Учатся в университете.

Слава богу, думает Майкл. Не представляю, что бы я им сейчас сказал.

Леона подходит к стеллажу и наклоняет голову – разглядывает корешки компакт-дисков. Рост позволяет ей увидеть даже содержимое самой верхней полки.

– Некоторые вещи просто замечательные. – Она кивает. – Любили «новую волну», да?

– Панк.

Повисает тишина. Майкл чувствует, что ведет себя невежливо, но вдаваться в подробности он сейчас не способен. Каким образом люди умудряются поддерживать разговор? А у него все меньше и меньше слов в запасе.

– Можно? – спрашивает Леона, прежде чем присесть на обитый коричневым плюшем диван.

Майкл бурчит.

– Ну, как вам дома? Сегодня… кажется, уже четвертый день? – Леона открывает папку и снимает ручку с металлических скобок.

– Немного странно.

– В каком смысле?

– Как-то ненормально.

– Правда?

Из потаенного уголка души он вызывает воспоминание. Это трудно и неприятно, все равно, что распутывать клубок червей.

– Хотя раньше тоже было ненормально.

– То есть до того, как вы попали в Мореленд?

– По-моему, уже давно что-то шло не так.

Майклу трудно говорить целыми предложениями. Он начинает рассматривать ногти.

– Вы бы назвали это унынием?

– Не то чтобы уныние…

– Оцепенение?

Какую-то долю секунды он благодарен Леоне за помощь.

– Это скорее касается моих чувств по отношению к чему бы то ни было – даже к тому, что я раньше любил.

– Например, к музыке?

– Угу.

И к детям, думает он. Похоже, и к ним у меня не осталось никаких чувств.

– Значит, отстраненность?

– Все какое-то смутное и ненастоящее. – Он вытягивает вперед руку. – И будто на большом расстоянии от меня.

– По-моему, вы все еще в депрессии, Майкл. – Леона что-то пишет в папке. – А как вообще отношения между вами и Крисси?

– Нормально.

Если бы я мог испытывать хоть какие-то чувства к ней, думает он. Все равно какие, пусть даже злость.

– Здоровым людям иногда тяжело быть рядом с теми, кто в депрессии.

– Хотите сказать, что ей со мной тяжело?

– Я не утверждаю безоговорочно, просто такое случается.

– Но не так тяжело, как мне быть рядом с самим собой.

– Тут вы правы.

Еще один червь извивается у Майкла в уме и обращается в слова:

– Похоже, она считает, что мне нравится быть в депрессии.

– А вам не нравится. Понимаю.