Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свой лагерь армия разбивает так же, как и марширует: ориентируя его по странам света. Лагерь – это квадратный город, где выкапываются колодцы, складываются печи с открывающимися в стороны стран света воротами и укрывающими за своей оградой дощечки предков и духов почвы. В центре располагается отряд, состоящий из княжеских приближенных, его охватывают отряды, стоящие слева и справа. Временный лагерь окружает простая загородка, но, когда армия хочет оставить память о своей славе и вступить во владение страной, она выстраивает укрепленный лагерь, настоящую крепость. Если по соседству друг с другом располагается несколько армий, каждая из них стремится обустроиться на стороне света, соответствующей ее родному краю. Когда армия разбивает лагерь, все происходит так, словно подкрепленный всеми священными силами своего края княжеский город переместился весь целиком. Лицом к нему вырастает вражеский лагерь, город противника.
В каждом из лагерей наступает время подготовки к сражению и устанавливается странный покой. Пытаются испытать терпение противника, распознать, готов ли он к решительному натиску, угадать, привез ли он с собой большие запасы зерна и сушеных овощей в своих мешках, наконец, настроен ли он на полную победу или же стремится лишь продемонстрировать свою силу. Иногда армии выстраиваются словно бы к бою, но никто не завязывает сражения. Каждый дожидается благоприятного дня, который отслеживают знахари. Они обмениваются посланцами для установления времени решающей встречи. Более или менее твердый голос посланца дает представление о степени решительности противника. В каждом из лагерей, под постоянным наблюдением противника, чередуются собрания воинов: эти воинские парады и религиозные церемонии призваны укрепить надежду на победу. «В армии княжества Цзинь (за которой наблюдает поднявшийся в лагере на башню вместе со своим офицером князь княжества Чу) люди мечутся из стороны в сторону. Чем они заняты? – Они созывают офицеров. – Они собираются в центре лагеря (вокруг вождя). – Сейчас они приступят к обсуждению. – Устанавливается палатка. – Перед дощечками покойных князей Цзинь они обратятся за советом к черепахе. – Палатку убирают. – Князь Цзинь будет отдавать приказы. – Звучат громкие восклицания… Поднимается облако пыли… – Затыкаются колодцы… Затаптываются костры… Строятся в ряды. Поднявшись на колесницы с лучниками слева и копейщиками справа, забирают оружие и спускаются с колесниц. – Они отправляются слушать обращение (вождя). – Будут ли они сражаться? – Не узнаешь… Они снова поднимаются на колесницы, справа и слева, а затем снова спускаются… – Они будут теперь молиться за исход битвы».
Эта молитва (дао) сопровождается трагическими клятвой и жестом, которыми вождь окончательно ввергает армию в сражение. Он отдает предкам драгоценные камни: это залог, обязательный для того, кто, прося о покровительстве, должен в качестве задатка предоставить власть над самым ценным своим достоянием и сделать ставкой в игре свои тело и жизнь. Вождь начинает молитвы с оправдания похода. Его единственная цель – наказание возмутителей спокойствия и преступников. «Готовый к бою, я держу копье! Решаюсь вас предупредить! Наши нервы крепки! Наши кости не сломать! Наши лица не тронуты ранами! Мы свершим великое дело! Мы здесь не для того, чтобы вас обесчестить, великие предки! Долголетие («мин» – это судьба) – не то, чего я добиваюсь. Я не держусь за нефриты на моем поясе!»
Когда, наконец, все воины, выслушавшие обращение вождя и связанные клятвой, готовы встретить свою ужасающую участь, самые смелые спорят, кому достанется первая слава. Они отправляются бросить вызов противнику, в котором видят преступника, врага, поражение которого позволит избежать многих бед. Сражение служит испытанием судьбы. Серьезным предзнаменованием являются первые схватки. Для начала нужно определиться. Ведь с начала боя судьбы окажутся предрешены. С первых мгновений оказывается известна ставка сражения, и будет ли оно только вежливым турниром для выяснения престижа каждого или смертоносным божьим судом, который завершится либо полным триумфом, либо безоговорочным разгромом.
Если в противнике видят не просто соперника, а настоящего врага, если хотят объявить его вне китайского закона и наказать словно варвара, если намерение – уничтожить изжившую себя и вредоносную династию, пришедший в упадок или одичавший удел, то для того, чтобы завязать бой, посылают посвятивших себя смерти храбрецов. Эта роль отводится амнистированным, которых в теории возглавляет военный министр. При соприкосновении с противником они обязаны перерезать себе горло, испуская ужасающие вопли. Из этого коллективного самоубийства исходит яростная душа. Словно злая судьба, соединяется она с противником. Дуэль будет страшной, хотя и без смертельного исхода, если с вызовом к противнику будет послана колесница и «ее копейщик сумеет проникнуть за вражеские укрепления, убить человека, отрезать ему левое ухо и вернуться назад». [Перед началом жертвоприношения для привлечения внимания божеств и освящения жертвы ножом с бубенцами надрезают ухо и получают первую кровь.] С самого начала враг обозначен как искупительная жертва сражения. Однако совсем не неотвратимо, что им пожертвуют всем целиком. Боги допускают возможность его подмены. Победитель может согласиться на выкуп побежденного. Кроме того, существуют более гуманные способы приглашения на бой. В них обнаруживается не жажда завоевания или хотя бы подчинения, но всего лишь тревога о престиже и стремление к славе. Пусть противники сблизились, разбив лагеря рядом, и пусть один из них пришел разбить свой лагерь перед городом соперника, в сущности обе армии расположены каждая в своем городе, укрепления которого столь же священны, как и стены родного города. Для того чтобы нанести противнику первую, самую чувствительную и решающую рану, достаточно, чтобы колесница с опущенным знаменем на полной скорости примчалась «прикоснуться к вражеским укреплениям». Или же еще один способ – сжечь деревья в священных рощах, окружающих город противника. Менее важен, но в своей наглости столь же действен будет жест воина, который своим хлыстом пересчитает образующие ворота доски. Как только враг увидит, что его не боятся, а его стены покрыты презрением, с ним покончено: противник смирится с судьбой без боя.
Начавшись с дерзких вызовов, в которых с более или менее грубой решимостью утверждается сила характера, сражение, осада или бой в открытом поле всегда являются столкновением душевных сил. В то время как знать на колесницах сталкивает флажок против флажка, честь против чести, в этой схватке судеб никакого веса не имеют робкие души черни, прислужников.
Вассалы двух армий знакомы друг с другом. Почти каждый из них бывал с поручением в стране противника. Их принимали там как гостей. Узнавая флажки соперников, они высокомерно обмениваются вежливыми знаками внимания. За неимением еды «для людей его свиты» они посылают сопернику кувшин с вином с просьбой выпить для поддержания сил. Пока припоминаются жесты вежливости в мирные времена, это вино церемонно вкушается. Соперники приветствуют друг друга – не коленопреклоненно, потому что они с оружием, но тройным поклоном. Увидев крупного вражеского вождя, спускаются с колесницы и снимают шлемы. Воины не осмеливаются напасть на князя, потому что «тот, кто его коснется, заслужит наказания». Они решаются на схватку лишь между равными.