в коридоре никого не оказалось, так что пришлось покричать.

— Я наверху! — раздалось в ответ; женщина явно была в истерике.

«Похоже, все серьезно», — подумал я.

Перепрыгивая через две ступеньки, я взбежал по лестнице в спальню, где увидел жену пациента, которая делала довольно эффективный непрямой массаж сердца своему мужу.

Она заливалась слезами.

Я взялся за дело. Подключив пациенту монитор/дефибриллятор, увидел, что у него асистолия, то есть полное отсутствие сердечной активности.

Теперь начиналось самое сложное. Я был один, предстояло сделать много разных вещей, причем очень быстро.

Я 15 раз нажал ему на грудь, чтобы обеспечить приток кислорода к жизненно важным органам. Пора было подать в легкие кислород. Я подсоединил специальный мешок для вентиляции легких к баллону с кислородом. Потом запрокинул голову мужчины назад и дважды нажал на мешок, наполняя воздухом легкие. Снова 15 нажатий на грудь.

Снизу донесся шум, экипаж скорой помощи входил в дом.

— Наверх, — закричал я, — все как в наряде!

Говоря «все как в наряде», я имел в виду, что у пациента действительно остановка сердца, как нам сообщили, а не обморок/паническая атака/кашель или боль в животе.

Казалось, прошла целая вечность, но, когда я взглянул на часы, выяснилось, что скорая помощь приехала всего через 2 минуты после меня.

Трое фельдшеров уже спешили вверх по лестнице. Сотрудник службы немедленного реагирования из другого сектора приехал с ними: он дожидался на станции, когда вернется какой-нибудь из экипажей, когда поступил звонок.

Я продолжал непрямой массаж сердца. Один из фельдшеров интубировал пациента, другой поставил в вену катетер, чтобы начать вводить ему лекарства. Третий занимался очень важным (хотя и недооцененным) делом — успокаивал его жену.

Примерно через 9 минут ритм на мониторе изменился. Похоже, у пациента возобновилось сердцебиение.

Я пощупал пульс. И нашел!

В следующие несколько минут (пока мы готовились везти мужчину в больницу) пульс то появлялся, то пропадал, но сохранялся ритм, который можно с помощью дефибриллятора привести к «совместимому с жизнью».

Нам пришлось использовать дефибриллятор дважды, прежде чем удалось погрузить больного в инвалидное кресло, спустить на два лестничных пролета вниз и переложить в скорую помощь.

Однако кто-то из местных жителей так рассердился, что мы перегородили ему подъезд к дому, что перекрыл единственный выезд, которым скорая помощь могла воспользоваться.

Один из фельдшеров переговорил с ним; он держался куда вежливее, чем я в подобных ситуациях. Сосед быстро убрался с дороги.

В машине было трое фельдшеров, моя помощь не требовалась, поэтому я поехал за ними, чтобы забрать свое оборудование. Когда я подъехал к больнице, пациента уже везли в реанимацию.

Его жена по очереди обняла нас всех, бормоча сквозь слезы слова благодарности. Даже врач в клинике похвалил нас за отлично выполненную работу.

Однако чуда не случилось, и пациент умер. Он слишком долго оставался без кислорода.

И снова единственное, что нам удалось сделать — это выиграть время для родственников, чтобы попрощаться. Пускай небольшой, но успех.

Об этом пациенте я уже писал раньше. Помните, с «гулким» сердцебиением? Очень обидно, что все так получилось.

«Уход» за престарелыми

Обычно я попадаю только в плохие дома престарелых. Я даже не имею в виду, что над ними там издеваются, просто людей оставляют без должного внимания.

В один из таких я попал в прошлую смену: им владеет престижный частный медицинский фонд, там чисто и довольно симпатично… но я лучше умру, чем проведу там свои последние дни.

Пациентке было за 90, и у нее с девяти утра продолжалось вагинальное кровотечение. Меня вызвали около полудня, то есть до этого она 3 часа истекала кровью.

Когда я приехал, женщина лежала на обтянутой пластиком кушетке, которую прикрыли полотенцем, без постельного белья, под одной простыней.

В комнате было чисто, но я не увидел там никаких личных вещей: ни фотографий, ни открыток, ни украшений… вообще ничего.

Я взглянул на список ее назначений. Она принимала два вида обезболивающих, но в последние 5 дней якобы «выплевывала» и их, и другие лекарства. Мне показалось, что причиной тому была, скорее, прогрессирующая деменция, а не сознательный отказ. Судя по всему, она выплевывала не только лекарства, но также еду и питье. Рядом с ее кроватью стояла бутылка с водой, но она совершенно точно не смогла бы до нее дотянуться. Состояние ее кожи говорило об обезвоживании.

«Санитарки» двигались со скоростью черепах, терзаемых артритом, и мне пришлось долго расспрашивать их, прежде чем нашлась та, кто знала хоть что-то о предыдущих визитах пациентки в клинику. Там вообще мало кто что-то знал.

— Я не в курсе, что это за лекарство, — обратился я к одной из санитарок, чтобы ее проверить, — от чего оно?

Я-то это знал, а вот она — нет…

Одна из помощниц уселась в ногах кровати пациентки. Той это явно не понравилось, но она не могла говорить и просто смотрела в потолок. Потом помощница резко встала, и пациентке стало больно, она вскрикнула.

Помощница вышла из комнаты, и я попытался утешить женщину, гладя ее по руке и извиняясь за причиненные неудобства.

Я задумался о том, что эта женщина повидала и пережила. Представил себе, как она ходила на танцы в 1930-х, как вышла замуж и родила детей (ее дочь уже ехала в больницу), как растила их в военные годы, может, даже работала в тыловой службе. Подумал о ее муже, наверное, давно уже скончавшемся, и о друзьях, которых она пережила.

Мне всегда грустно думать о том, как люди заканчивают жизнь в подобных домах, где за ними ухаживают спустя рукава и где они подвергаются постоянным мелким унижениям.

Эпилептический припадок

К нам поступил вызов: «женщина, эпилептический припадок на улице». Вызывала полиция, и, хотя меня могут обвинить в излишнем цинизме, должен сказать, что когда полиция вызывает скорую помощь на «эпилептический припадок», это обычно означает, что они хотели кого-то арестовать, а тот, чтобы не попасть в участок, симулировал судороги. У нас есть способы определить, притворяется пациент или нет, часть из них я уже упоминал. Это было наиболее вероятное объяснение, но мы все равно помчались на вызов, в полной готовности к настоящему припадку.

Когда мы приехали, то обнаружили машину, которую грузили на эвакуатор, и полицейских, встретивших нас с ухмылками. Мое натренированное шестое чувство подсказывало, что от нас что-то скрывают. Нас проводили к пациентке, лежавшей